Сибирские огни, 1989, № 3
и дешевизны ради. Оправдываем, если крал, мол, для дела. И слово-то «крал» теряет уже вроде бы в таком случае свой смысл. А эта алчность, которую ты в то карях пробуждаешь? Да завтра просто так, из элементарного уважения к своему труду, без халтурной наживы, этот токарь и браться-то ни за что не будет! Доходит до тебя или не доходит то, что я говорю? Но до Владимира Александровича, ка жется, не доходило, у него были на этот счет иные, привитые еще Михаилом, взгляды. Он, упрямо сжав губы, записал в ежедневник приказание и поднялся. — Я могу идти? Вадим жестом, отмахнув рукой, отпус тил его... Решение о перегоне бурового станка было, конечно же, не самым лучшим: юж ный карьер отстоял почти на пять километ ров от известнякового. Но других реше ний пока не находилось. «Главное, не упустить сроки! — убеждал себя Вадим.— Это! Прямков будет бить именно каждым днем простоя!» Он представлял неприятное лицо дирек тора известнякового карьера, с которым предстояло через два часа встретиться, и ему хотелось позвонить секретарше и ска зать, что он не приедет, не считает нуж ной встречу с Прямковым в райкоме. «Передайте Прямкову,— хотелось ска зать ему,— что никто не позволит его карьеру отделиться от нас!» Но это выглядело бы трусостью . К тому же, он действительно не пред ставлял пока, сколько простоит станок,— и эта неопределенность пугала больше всего. Будь бы сейчас на его месте Михаил, тот бы ни на секунду не задумался: зас- тавил бы, наоборот, поторопить токарей — лишь бы сдвинуть с места дело, лишь бы не развалить управление. — Жить и работать надо применитель но к условиям,— не раз поучал Михаил. — И даже не считаясь с моралью, с нравственностью? — спрашивал его Вадим. Она, значит, тоже идет от обстоятельств, от окружения, от социальной системы? А ты посмотри вокруг себя — и поду май,— отвечал тот. — Но вот директор молокозавода, а? — приводил пример Вадим,— Разве случай с ним ни о чем не говорит? — И ты считаешь, что он от душевных мук повесился? — поражение таращил на него глаза Михаил. Директора молокозавода одолели прош лым летом вольные грузчики; подкатят утром на своих машинах — и в зависимос ти от жары назначают себе ставки. А ди ректору; либо прокиснет молоко, не дой дет до прилавка, либо — плати. На какие только он подлоги ни шел, чтобы лишний фонд зарплаты выколотить. Его потом от дали под суд, говорили даже, что он сам на себя подал заявление, с ним долго раз бирались — но все же не посадили, толь ко сняли с должности. — Если за такое сажать,— смеясь пере давал Михаил якобы слова прокурора,— то кто же тогда в руководителях останется? VI этот бывший директор, когда все уже вроде бы оказалось позади, вдруг ни с того ни с сего повесился... «Да, да,— утверждал себя в своей пра воте Вадим.— Именно от душевных мук. Нравственность — она в нас. А с объектив ными обстоятельствами очень далеко мож но зайти, очень многое можно оправ дать..л> Вадим еще раз позвонил Михаилу до мой, напряженно вслушиваясь в долгие гудки. Он уже твердо не хотел брать Ми хаила к себе — и это надо было честно объяснить тому. Но телефон не отвечал. «Я готов поить и кормить его, как род ного сына, готов отдать все свои деньги, чтобы он выпутался,— без каких-либо сом нений думал Вадим.— И мне это будет проще и легче, чем впрячься снова в од ну упряжку с ним...» На улице по-прежнему было сыро, не приглядно— грязь, измочаленная, втоптан ная в жижу трава, глубокие колеи, под теки на глухой кирпичной стене гаража. Во дворе росло несколько тополей — их стриг ли недавно, и они смотрелись не деревья ми, а какими-то черными уродцами. Из всех времен года Вадим больше всего не любил именно октябрь, да еще, правда, апрель — за их неухоженность, неопреде ленность — ни зима, ни лето, и неизвестно, когда и куда погода повернет. Раньше, еще в студенчестве, он думал, будто все дело в том, что у него нет никакой де мисезонной одежды — никак долго не выкраивалось на нее денег — и его уг нетало даже больше не то, что он промо кал под дождем и промерзал под х о л о д ным ветром, а то, что всем была видна его явная необеспеченность, несостоятель ность. Но давно уже Вадим имел все, но отно шение к октябрю -апрелю ничуть не изме нилось. «Газик» был чистый, как всегда, сверкал и очень выделялся на общем фоне. Ва дим любил Вовку, своего шофера: тот, если даже и приходилось стоять днями, обязательно находил какую-нибудь ра боту в машине — возился с двигателем, тер и скоблил кабину, украшал руль цвет ной ленточной оплеткой, выбивал на вет ру и перетягивал чехлы с сидений. Он не пременно подъезжал по такой погоде к крыльцу — может, затем, чтобы Вадим не запачкал ног, а может — чтобы меньше грязи наносилось внутрь «газика». Однаж ды, когда они застряли в Шипунихе посре ди лужи, худосочный Вовка, тоже в туф лях выпрыгнул из кабины и, хлюпая по во де, побежал вокруг машины — чтобы пере нести погрузневшего с годами Вадима на сухое. Вадим, чего-то смутившись — оди ночных бабок у плетней, что ли,— вы прыгнул в лужу сам, но на всю жизнь за помнил этот Вовкин порыв. И он знал, что если бы позавчера позвонил Вовке и попро сил бы отвезти в город Михаила, тот, ко нечно же, не возразил бы. — На какой вначале? — спросил Вовка, пригнувшись к рычагам, страгивая маши ну с места. Он имел в виду карьеры, очередность посещений — так уж всегда начинался их рабочий день, хотя сейчас время близи лось к обеду. . ,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2