Сибирские огни, 1989, № 3
— в общем, идея такая: я намерен возглавить объединение карьеров,— тут же начертал он и, как бы между прочим, поддел Вадима: — А ты тогда законно ся дешь на мое место. Вадим действительно работал в тот момент за его новым зеркально-полиро ванным столом — заполнял бланки наря дов — и молча, сопя от сдерживаемого раздражения, сгреб бланки и перешел к мастерскому, тоже обшарпанному, как и стулья, столику в глухом, темном углу прорабской. Но Михаил, кажется, не обра тил на это внимания. Он никогда не был чуток к нему — а, скорее всего, нарочно не щадил его самолюбия. — В общем, тореадор — смелее в бой1 — пристукнул Михаил пухлой ладошкой по столу. Он с того дня начал осаждать Прямко- ва, директора завода: отыскивал чаще всего в карьере, где-нибудь среди нава лов камней, возле работающего экскава тора — и вынужденно, прямо там, примос тившись с Прямковым рядом на холодной и шершавой, в острых сколах, булыге, за тевал разговоры об управлении. Говорили они громко, надрывая глотки, стараясь пе рекричать рев машин и вой двигателей — и от того точно заранее не соглашаясь друг с другом, точно споря. Прямков словно получал от этого окружения, от грохота удовольствие, заряжался энер ги ей— жестикулировал, вскакивал с булы- ги, вышагивал перед ней туда-сюда. — Может, отойдем! — предлагал ему Михаил. — А чего?! — будто бы не понимал Пря мков, — Нас здесь никто не подслушивает! — Орать приходится! — пояснял Михаил. — Ну так работа есть работа! Если б мы с тобой трудились в каком-нибудь проектном институте... Лишь раз или два удалось Михаилу зас тать Прямкова в кабинете, но тут разгова ривать с ним было еще хуже: того словно подменяли — не разжечь ничем, не рас шевелить. — Вы мне, Иван Дмитриевич, передаете свои буровые станки, а я вас с головой обеспечиваю готовым камушком! — страст но убеждал его, сулил золотые горы Ми хаил. — А? Как? Сплошная выгода! Прямков, практик, кряжистый, ходивший зимой и летом в кирзовых сапогах и не снимавший даже у себя за рабочим сто лом потрепанного брезентового плаща — словно забегал в кабинет всего на минут ку,— стянув с головы массивную, как чугунную, кепку, долго водил рукой, буд то приглаживал чуб, по красноватой буг ристой лысине и, наконец, произносил: — Так как же так, я вот все думаю: ты предлагаешь, значит, тебе выгодно, а од новременно, выходит, выгодно и мне? Правильно я понимаю?.. Но дело-то остает ся одно и то же. А разве могут быть две выгоды у одного дела? По-моему, нет... И сколько Михаил ни воевал с ним — все впустую. — Прибавляется у одного, убавляется у другого. Такой закон, — непробиваемо твердил директор. — Если у тебя пять рублей, то, как их ни разложи по карма нам, шесть ни за что на получится. — Но у вас ведь буровые станки прос таивают больше половины месяца! — выхо дил из себя Михйил. — Ну и что? — отвечал директор. — Пить-есть они не просят. — Но на них же накручивается огромная амортизация! — Н у и что? Дольше не износятся — оправдают себя... Вон как штаны: будешь каждый день носить — и года не проно сишь, протрутся на заднице, а если толь ко по праздникам их надевать — и на де сять лет хватит. Или не так? Он хитро, умно прищуривался... Но Михаил уже не мог остановиться. — Раз так,— странно мстительно заявил он как-то перед Вадимом,— я начну с объ единения всех взрывных работ! Поселок, а точнее уже город, был не большой,— прижатый к речке Березовке полукольцом сопок, но почти возле каж дой сопки пристроился завод — цемент ный, щебеночный, мраморный, известковый. В обед и вечерами это полукольцо, как оборонный вал, грохотало и окутывалось дымом — хоть снимай военное кино. А не так давно открыли неподалеку от поселка еще и угольный разрез — и там тоже па лили по меньшей мере два раза в день. — В общем, так,— плотоядно рычал, потирая руки, Михаил.— Я построю спец- тупик для разгрузки взрывчатки. Всем этим заводам некуда будет деться, пой дут ко мне на поклон, И тут-то я всех их, в том числе и Прямкова, возьму за горло! Так вот и был заложен первый, гнилой, как считал Вадим, камень в основание уп равления... Заводы пока разгружали взрывчатку, где попало: на станционных путях, на за водской территории — порой прямо под окнами частных домиков Нахаловки: взор вется вагон — и фундамента от этих до миков не найти. При инспекторах, правда, выгоняли лю дей на улицу, за опасную зону, зимой уво зили их к Дворцу культуры цементников, в тепло. Но всегда это было с криками, с руганью. О собенно активничал дед Митро фанов, бывший учитель, тощий, больной, злой. — Я тебе, гад, дам! — задыхаясь от ярости и кашля, с кровати дотянулся он раз костылем до Михаила, когда тот с ра бочими пришел выселять его.— Ты по смотри, что на улице: мороз под сорок, у меня температура... Дед нарочно не одевался, лежал на кровати в одном исподнем, с мокрым по лотенцем не голове, глядя огромными, черными, будто бы трупно проваливши мися, глазами, и трясся, как паралитик. Даже жутко становилось. Но работа есть работа, как объяснил рабочим Михаил. Деда спеленали всей бригадой и унесли к автобусу. Он куда только потом не писал жалобы, собирал под ними подписи, требовал «суда и след ствия». И главным образом над Михаилом. «А что, прикажете оставлять опасный вагон на путях из-за одного строптивого человека?» — легко и разом отписался Михаил во все инстанции. Но от костыля у него долго болел бок — подозревали даже, что чуть ли не от бита почка.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2