Сибирские огни, 1989, № 3

Зоя Яковлевна всегда откладывала его тетрадь в сторону и уко­ ризненно качала головой. Но Козлов не замечал этого. Стоило учи­ тельнице назвать его фамилию, как он с готовностью вылезал из-за парты и на все замечания о своей безграмотности утвердительно ка­ чал головой. Видимо, содержание разговора его мало трогало, он прос­ то слушал ее голос, обращенный к нему, и с довольно близкого рассто­ яния видел ее губы, чуть-чуть розовые от помады. — Козлов, вы хотите закончить хотя бы семилетку? — спрашивала она, сузив глаза. Козлов кивал. — Что вы машете головой, как лошадь?.. Я хочу слышать от вас членораздельный ответ. Хотите вы окончить семилетку? Видимо, смысл вопроса, наконец, доходил до него, и он говорил глу­ боким голосом с красивым полупоклоном: — О, да! — Почему вы поясничаете, Козлов? Почему «О, да!»? — Но ведь вы сами говорили, что нужно говорить красиво. — Тогда почему вы пишете проловка, вместо проволока? — Проволока,— говорил Козлов,— это когда баб, простите, жен­ щин за волосы таскают. Козлов краснел. — А проловка — это вроде бы как ловко сделано. — Садитесь, Козлов, кстати, то, о чем вы говорите, называется не проволока, а выволочка. — Выволочка — это когда в коридор бить таскают,— грустно гово­ рил Козлов. — Довольно, Козлов, вашей барачной этимологии. Козлов совсем смущался и, садясь за парту, бормотал вполголоса: «Любить надо, лелеять...» — Вы Митрофанушка, Козлов. Вам говоришь о вашей безграмот­ ности, а вы заладили, как попугай: «Не хочу учиться, а хочу жениться». — Это верно,— уже совсем тихо говорил Козлов. Не знаю, догадывалась ли Зоя Яковлевна, что творится в душе Козлова. Скорее всего нет. Ее суженным глазам, какими она иногда смотрела поверх наших голов, скорее всего виделся вдали диплом заслуженной учительницы или место завуча в образцовой школе, но и она понимала, что переростку Козлову нужно окончить семи­ летку. Было ясно, что никакие дополнительные занятия ему не помо­ гут. Она дала ему последний шанс. — Козлов,— сказала она,— пересядьте к Лисицыну, он грамотный ученик. Может, вам удастся сделать невозможное. Козлов послушно сел со мной. Он был не единственным перерост­ ком в нашем классе, но, в отличие от других, от него никогда не пахло водкой. От него исходил запах свежих стружек и пота. Между рубчиков его вельветки прятались опилки. Говорили, что он на себе таскает с лесозавода срезки и строит насыпушку. Их семья жила в бараке, и, кроме него, у матери еще было четверо малых. Уроки он никогда не слушал, все что-то чертил на промокашке и часто писал слово ватерпас. — Что это такое? — спросил я его. — Э-э,— сказал он, — ты еще очень глуп. Ты даже не знаешь, что такое ватерпас, а меня посадили к тебе, чтобы я у тебя учился и спи­ сывал диктант. Списывать он не умел, он страшно смущался, потел, лез прямо ко мне в тетрадь и все же делал массу ошибок. Его удивляло, что в моей закляксанной, перепачканной тетради стояли четверки, а в его всегда чистой, с ровными строчками стройных букв, написанных со странным нажимом (таким, что буквы как бы состояли из отдельных точек и штрихов), чаще всего стояли двойки. К концу года он все же кое-как одолел немудреную науку списыва­ ния, и в его тетради чаще стали появляться тройки с минусом. Уже перед самыми экзаменами он спросил меня: