Сибирские огни, 1989, № 3

и Александр Григорьевич Никитин, классный руководитель, сын бывшего председателя колхоза в Жирновке, в прошлом выпускник этой школы, стоял тут же. Александр Григорьевич, сейчас уже и не учитель, не классный руководитель, а просто так, знакомый, хороший человек. Прощай, школа! Прощайте, Зоя Григорьевна и Аркадий Петрович! Про­ щайте, Александр Григорьевич! Прощайте все! — Ну что, друзья,— покашливая, негромко сказал Аркадий Петро­ вич,— мы, наверное, пойдем. А вы останетесь зарю встречать?! — Останемся,— заговорили, зашевелились выпускники.— Скоро утро. — Скоро и утро. Самые короткие ночи, заря с зарею сходятся. Алек­ сандр Григорьевич, вы идете?! — Да, иду. Учителя ушли, а класс остался, разбившись на группы. Среди одно­ классников находился и Владя Коростелев, рослый русоволосый юноша в светлой в полоску рубашке, в темных шерстяных отглаженных брюках и коричневых парусиновых ботинках, купленных ему матерью к эк­ заменам. Они стояли немножко в стороне от остальных — Тонька Кулешова из Юрковки, самой крайней в верховье Шегарки деревни, Васька Жаворон­ ков и Мишка Афонин из Жирновки, Владя из Александровки, Сашка Цу­ канов из Плотникова, двое ребят из Еловки. Полное свое имя — Владислав — Коростелев писал лишь на тетрад­ ках, товарищи же и учителя называли его Владиком, а чаще— Владей, как с детства называли домашние и деревенские. Детство свое в минуты эти и вспоминал Владя Коростелев. Изба их в Александровне стояла на правом берегу, окнами на Шегарку, в палисад­ нике по веснам белым-бело цвела черемуха — большой раскидистый куст, за речкой — кедрач. И в огороде кедры. Владя был один в семье. Начальную школу заканчивал он в своей де­ ревне. Мать с утра уходила на ферму к коровам, отец уезжал на тракто­ ре в поля, а Владя отправлялся в школу. Бывало, прибежит после уроков, поставит портфель с учебниками на лавку, помоет руки, поест теплого супа с хлебом, запьет молоком или квасом — и играть за огороды в лап­ ту, в городки. Либо на речку с удочкой, в потаенные места, где клев окуневый. А наиграется, вернется домой, откроет горничное в палисадник окно, принесет на подоконник блюдце с мыльной водой, отрежет ножницами концы длинной прочной соломинки, сядет на подоконник, свесив ноги в палисадник, и ну надувать, пускать мыльные пузыри. Белесый и мутный вначале, наполненный теплым изо рта воздухом, пузырь увеличивался, делался прозрачным и радужным, на боках его, внутри играло, переливаясь, солнце. Оторвавшись от соломинки, подхва­ ченный ветром, разноцветный шарик летел над палисадником, над реч­ кой, скрываясь из глаз, или лопался над водой. Владя радостно смеялся. И вот скоро все это надо будет оставить надолго, а то и навсегда: мать с отцом, избу, палисадник, кедры, Шегарку, всю деревню свою. В школе Владю любили. Он был всегда на виду, готовый помочь. Вы­ пускал стенную газету, все три года был участником художественной са­ модеятельности— читал стихи, пел в хоре, играл в пьесах. Красиво тан­ цевал. Он никогда не был отличником, но и худшим не был. Любил исто­ рию, литературу, географию. Географию особенно. Все эти заливы и про­ ливы, реки и острова, моря с океанами знал на память. И кто куда когда совершал путешествия, и кто что открыл. А вот химия, физика, математика не давались Коростелеву. Матема­ тика доводила его до отчаяния. Если ему и ставили четверку за полуго­ дие либо за год, то лишь из одного уважения, как говорили в школе. И теперь в аттестате Влади по физике и математике стояли тройки. По хььмии, жалея Коростелева, Зоя Григорьевна вывела четыре балла. — Владя, ты не передумал с мореходным? — спросила Тонька Куле­ шова, взглянув на Владю,