Сибирские огни, 1989, № 3

держался. Другие рабочие едва дотягивают до получки. Баклажан с каждым из них проводил ритуал знакомства и помнит всех поимен­ но. В свободную минуту продавщицы любят с ним играть. — Баклажан? — спрашивает кто-нибудь из них.— А вот помнишь, был у нас такой кривобокий с фиксой? Недели не проработал. — Ну. — Как его звали? — Юний Феодосьевич. — Он грек, что ли, был? На этот вопрос Баклажан не отвечал. Для него было несуществен­ но, к какому роду-племени принадлежал Юний Феодосьевич. А этот наркоман, у которого все руки были исколоты, его как звали? — Андрюша,— коротко говорил Баклажан, и в голосе его слыша­ лась ласковая нотка. Эксперимент этот можно было продолжать до бесконечности. Бак­ лажан помнил не только рабочих, которых за это время прошло через магазин не менее десятка, но, казалось, и всех случайных людей, с кем ему за это время приходилось знакомиться. У тебя. Баклажан, не голова, а Дом Советов, тебе бы министром быть, а ты крючком ящики с кефиром подтаскиваешь. — Ага,— безразлично соглашается Баклажан, и в его безразличии гордыня человека, окончательно опустившегося и махнувшего на себя рукой. Но гордыня его так глубоко спрятана, что большинство ее не за­ мечает и считает Баклажана попросту малахольным. И как малахоль­ ного его жалеют, но и презирают слегка, и постоянно над ним насмеха­ ются. Особенно старается кассирша Ольга: она пышна, ленива и не очень опрятна, у нее постоянно размазана тушь на глазах, будто она только что поплакала. Иногда старушки из покупательниц предупредительно ей на это указывают. И тогда магазинный шумок мгновенно перекрывается ее мощным голосом. Все как по команде поворачиваются к кассе и встревоженно слу­ шают: — Еще чего, стану я плакать. Что, меня мужики мало любят? А гла­ за у меня такие от природы. Есть бабы, как ни берегутся, вечно в заля­ панных чулках ходят, а у меня, по какой бы грязи я ни прошла, ноги всегда чистые. — Во! — Она открывает дверцу кассы, предлагая желающим убе­ диться. Все это проделывается с таким потрясающим простодушием и наив­ ностью, что верится — мужики ее действительно любят, хотя бабочка она далеко не первой свежести. Если рядом оказывается Баклажан, то Ольга мгновенно переходит на трагический шепот, который слышен в самом дальнем конце ма­ газина: Только Баклажан меня не любит. Что я тебе сделала плохого. Баклажан? Равнодушный ко всяким насмешкам и помыканиям, на Ольгины под­ начки Баклажан почему-то реагирует болезненно и старается уйти. Я не переживу,— кричит Ольга ему вслед плаксивым голосом. И хотя шутка повторяется многократно и уже должна была бы надоесть, она имеет постоянный успех. Продавщицы забывают про очередь и с видимым удовольствием наблюдают, как Баклажан, нервно шаркая своими растоптанными туфлями, спешит скрыться в своем убежище. Магазинной публике этот спектакль также доставляет неизменное удо­ вольствие. Баклажану советуют не теряться, а брать Ольгу в оборот. Вон она какая с осени закормленная. Даже директриса, умеющая дер­ жать с продавщицами значительную дистанцию, а Баклажана вовсе не замечающая, в этом случае снисходит до шутки.