Сибирские огни, 1989, № 3

была фуражка с белым верхом и форма штурмана дальнего плавания с погонами на плечах, с широкими нашивками на рукавах кителя. Воз­ можно, он был уже капитаном. И рябой изменился за эти годы, бедовое лицо его было усталым. Он прошел мимо, не обратив никакого внимания на Владю Коростелева. Владя стоял в оцепенении. Ему хотелось кинуться вослед, догнать рябо­ го, спросить о деньгах, о том, что неужели он, рябой, закончил-таки мо­ реходное училище и плавает. Но что-то остановило Владю, Моряк скрылся за домами, а Владя все стоял, не веря... ...Допив последнюю бутылку, Владя опустил ее в сумку, встал и побрел, пошатываясь, к месту своего ночлега. Было уже довольно поздно. Солнце давно скрылось в море, и наступили сумерки. Все это время Владя думал о доме, о матери, о письме. Нужно было матери отвечать па письмо, а что писать, он не знал. Зайдя со стороны берега под куст, Владя положил в голову сумку с бутылками, лег на правый бок, накрылся брезентом, поджав босые гряз­ ные ноги, повозился немного, устраиваясь, и заснул, сжимая в руке полуметровый железный прут, найденный в бурьяне. УБИЙЦА Б олее десяти лет прошло с той поры, как случилось это, уже и де­ ревни нашей нет давно, а мы, шегарские, все никак не можем понять, почему он сделал такое. Федя Кривцов был ровесником и товарищем моего младшего брата, росли они в одно время, вместе играли на улице, вместе ходили в школу, в одну осень призывались в армию, с разницей на месяц вернулись со службы. И Кривцовы и мы жили на левом, пологом берегу Шегарки, толь­ ко усадьба Кривцовых была на самом краю, на выезде по Косаринской дороге, за ними — гараж, кузница, сушилка, кладбище, а наша изба стояла в центре деревни, сразу же за мостом, напротив Шадриных. Рос Федя тихим, застенчивым до робости. Смущенно встречным улы­ бался, будто был в чем-то виноват перед ними, первым здоровался кивком головы. Высокий, худощавый, темно-русые волосы на лоб и набок. Ни одну девчонку не проводил он до армии от клуба с ежевечер­ них гуляний, не подошел ни к одной — стеснялся. Вдовинскую восьми­ летку закончив, дальше учиться не захотел, стал работать на сенокосе, за скотом ухаживал. Так — до восемнадцати лет, потом — повестка. Служил Федя в строительных частях. Последний раз видел я Федю мельком. Погожим августом гостил я у родителей, доживая отпускные дни. В огородах еще кое-где поздним цветом цвели подсолнухи, но лету был уже конец — грубели иескошен- ные травы, желтела на березах листва. Дорывали бабы в перелесках, на полянах смородину и малину, приносили в подолах грибы. Как-то вечером сидел я в ограде. Тихо, тепло, легкие сумерки запол­ нили деревню. В ограде хорошо, низкая мягкая травка по всему просто­ ру, от крыльца избы до скотного двора, тополь подле колодезного сруба шелестит листвой, скамья широкая под тополем. Сидел я на скамье, задумался. Слышу — калитка стукнула, поднял голову — Федя Кривцов. А он всего-то неделю назад вернулся, встре­ чали. Я поднялся со скамьи, поздоровались. За два года Федя заметно изменился — возмужал, окреп. Пробились усы; короткая стрижка. И держался увереннее, и форма довольно складно сидела на нем: китель, брюки навыпуск, ботинки.