Сибирские огни, 1989, № 3

Секретарь вызвал Подколенова и строго поговорил с нилл при закрытых дверях. Подколенов ссылался на окопную болезнь и прямо чуть не плакал. — Я все же не понимаю,— сказал расстроенный секретарь,— на кой дьявол тебе понадобилось упражняться именно с машинкой? Ну, катал бы ногой камешки. Есть такой способ, говорят. А то теперь вот расхлебывай кашу. — Про камешки я не подумал,— вздохнул Подколенов. — А надо думать!— сказал секретарь. На другой день Подколенов выступал с творческим отчетом перед работниками хлопчатобумажного комбината. Уже отгремели аплодисменты, и писатель приготовился отвечать на записки, когда в заднем ряду поднялся Кузыкин. — Рэсокажите-ка лучше народу, уважаемый, как вы его доверие оправдываете!— крикнул он. И пояснил зароптавшим читателям: — Это сосед мой. Левой ногой пи­ шет. Разуется и шпарит. Дескать, я — гений, а вы — толпа. Вам и так сойдет. Вот до чего докатился! Забыл, чей хлеб ест. ...Скоро слух о том, что известный писатель Подколенов пишет свои романы левой ногой, широко распространился по го р о д у— и уже на следующем выступлении, в электромеханическом институте, студенты устроили ему бурную овацию, подарили сувенир — заводную ногу с шевелящимися пальцами — и вынесли из зала на плечах. Однако этот триумф Подколенову немедленно и жестоко отрыгнулся: в городской газете появилась разносная статья о нем «В погоне за дешевой популярностью», а в издательстве подумали, подумали да выбросили из плана его новую книжку. И тогда Подколенов сбежал. Правда, он сбежал не сразу за границу, а пока что в город Небреевск, куда его давно сманивали, обещая трехкомнатную квартиру. Но поскольку Петр Лаврентьевич тут же отправил небреевским товарищам письмо, в ко­ тором подробно объяснил, какого змея они пригрели, не исключено, что со временем Подколенов убежит еще дальше. Владимир ЧЕПЧУГОВ по СОВМЕСТИТЕЛЬСТВУ Я живу на одном конце города, а работаю на другом. При современных средствах передвижения расстояние это небольшое, но и немаленькое: час до места работы едешь и столько же обратно. Только входишь в троллейбус, как к тебе сразу устрем ­ ляются десятки рук: «Передайте на билетик, закомпостируйте абонементик». Ну пря­ мо-таки конвейер, как у нас в цехе. Только в цехе по конвейеру продукция идет, а в троллейбусе — деньги и билеты. Поэтому в троллейбусе среди пассажиров я в сво­ ей стихии. Беру деньги, передаю, компостирую. Получается это у меня ловко — в цехе привъгк. А когда войду в раж, даже покрикиваю: «А ну, кто там еще без билета?» Пассажиры принимают меня за контролера, косятся. Водители почти все знают меня, присмотрелись за десять лет. Как увидят — улыбаются. А один водитель прямо признался: «Знаешь, как только ты входишь в троллейбус, на душе становится легче. Не надо напоминать пассажирам, чтобы брали билеты. Знаю: пока ты едешь, безби­ летников нет». Вот так и работаю по пути. Бывают, конечно, и недоразумения: то кому-то сдачу недодали — кричит, требует, то вместо двух билетов дали один — тоже воз­ мущается, хлопает меня по плечу, оскорбляет. А однажды был такой случай. Выхожу на своей остановке и только успел сделать шаг, как чувствую — кто-то меня тянет за полу пиджака. Оборачиваюсь — передо мной старушка. Сморщенная такая, злая, — В чем дело?— спрашиваю. — Деньги гони, голубчик. Деньги. — Какие деньги, бабушка? — Как какие— сдачу! Пришлось расплачиваться из своего кармана. Бывает и так; заработаешься, закрутишься с этими билетами и забудешь, что надо выходить, И снова поехал по второму кругу. Потом приходишь домой, а жена спра