Сибирские огни, 1989, № 3

Амурскую магистраль, готовилась реки по­ вернуть, а книга лежала. Успешно продол­ жалось покорение космоса, а ннига лежала. Три Генеральных секретаря сменилось за это время у дуля нашего государства, а «Стихотворения» (избранные!) В. Крещика все лежали и лежали. Чем же так досади­ ли они городскому читателю? Здравствуй, родина — Сибирь, Надолго живи и здравствуй! Обживай свое богатство. Вольницу свою транжирь. Вольно здравствуй, на века. Тороватая сторонка, У тебя и слово звонко. Оттого что жизнь звонка. («Здравст вуй, родина — С и би рь,,,») Как хотите, а «ж,изнь звонка» я отказы­ ваюсь понимать, хотя есть в этом, наверное, какая-то своя правда. Из предисловия узиаю, что держу в ру­ ках седьмой по счету сборник В. Крещика, «открытого» известным советским поэтом Я. Смеляковьвм на Кемеровском семинаре молодых писаггелей и тогда же принятого в СП. С той поры В. Крещик, осененный гроьмхим именем, прочно укрепился в но 1 во- сибирской литературе. Не всякому так по­ везет. «Муза Виктора Крещика возрастала в солончаковых просторах Барабинской и Ку- лундинской степей, куда он с дипломом инженерачмеханика приехал работать», — пишет в предисловии к сбо.р«ику Г. Карпу- нин, главный .редактор журнала «Сибирские 0 №и», многие годы поддерживающий собра­ та по перу. Дальнейшие взаимоотношения поэта с Музой можно себе представить по стихотворению самого В. КреЩика. «Разго- во.р с Музьой», В' котором поэт обращается к этой последней; Пойдем со мной, пойдем, но прежде Свою божественность забудь. Надень рабочие одежды И ко всему готовой будь. Ты там узнаешь все на свете — Людскую святость и грехи. С тобой у нас родятся дети — Горячекровные стихи. «Детишек» получилось, действительно, не счесть сколько, на несколько детдомов хва­ тило бы. К сожалению, прочитав стосорока- страничяый сборник, ни одного полноценно­ го в поэтическом отношении отпрыска я у В. Крещика не нашел. Нашел другое. Вот о прожитой жизни (В. Кре-щик человек не­ молодой) : «Цыганки о нашей судьбе не га­ дали. Мы сами крутую судьбу обуздали, к работе голодную страсть обрели и сами на счастье себя обрекли». Вот о бережном от- иошении к природе, виноват, — к Приро­ де: «В муках Природа придумать смогла жизнью кишащие землю и воды. Мы по­ учаем е я (!), и Природа в душу не песней, а воплем вошл'а. Птица родно.го боится гнезда, воет зверюга, отравленный ядом...». Здесь что ни слово, то восклицательный знак. «Очравленный зверюга», который «воет» (волк, что ли?), «придумать... в му­ ках» «жизнью кишащие». И конечно же — «ея». То-то вот: ея... А вот и еще. Понимаю, что надоел цити­ рованием, но — последнее, из стихотворе­ ния с загадочным названием «А если бы она устала...» (далее, впрочем, станет ясно, что «она» — это мысль п оэта); «И ночью мысль моя не дремлет. Что с ней пО'делать мне? — Она понять стремится жизнь и землю, живет без отдыха и сна». И кон­ цовка этого длинного стихотворения: «А если бы сына дремала, а если бы о>на уста­ ла, я задохнулся б аредь металла (? ); и жизнь меня бы доконала (!)» . А между тем — вовсе не д о смеха мне. Да и В. Крещику, я уверен, тож е. Рожденные в года глухие Пути не помнят своего... Скажешь ли точнее? В. Крещик принадлеж,ит к то.му поколе­ нию, на долю котоьрого выпало жестокое военное детство, лютые послевоенные годы в условиях тогдашней деревни. Как люди и как поэты В. Крещик и иже с ним фсырми- ровались в тот исторический момент, когда уровень русской поэтической культуры был удручающе низок. В поэзию они пришли практически на пустое место. Непосредст­ венными их учителями, в лучшем случае, были люди, написавшие в молодости деся­ ток нокр.енних стихотворений, исполненных пафоса обновления мира, а затем смешав* шиеся с толпой всевозможных мошенников и проходимцев, чья стихическая (иначе не окажешь) деятельность воистину страшна была. Был сломан хребет русской куль­ турной традиции, размыты категории по­ этического мастерства, с ног на голову пе­ ревернута иерархия ценностей человече­ ских, выстроенная той же поэзией на щро- тяжении тысячелетий. «Мы все-таки, поми­ мо революции, жили еще во время распа­ да основных форм сознания, поколеблены были все полезные навыки и понятия, все виды целесообразного умения», — писал в 1948 году Борис Пастернак. Много воды с тех пор утекло, но до оих пор в «заслу­ женных» и «наро'дных» ходят у нас всевоз­ можные Исаевы, Фирсовы да Чуевы — и, может быть, долго еще будут ходить, до тех пор, пока не восторжествуют здравые понятия. Тот факт, что в 1966 году даже Я. Сме- ляков, поэт по меньшей мере значительный, «открывает» нам с вами В. Крещика, сам по себе замечателен. В поэзии тех лет отсут­ ствуют имена Георгия Иванова, Анненского, Ходасс'вича, Набокова, Гу.чилева, Волоши­ на, бледными, неясными тенями представле­ ны якобы элита|рны€ Ахматова, Цветаева, Мандельштам и Пастернак, лишь недавно «вернулся» Есенин, только что приехал (буквально) из мест лишения сво.боды мо­ лодой непечатаемый «тунеядец» Бродский... Тут не только что В. Крещика «откроешь». Впрочем, говорить о б этом вкратце не след. Я только хочу заметить, что В. Кре­ щик не какой-нибудь злодей, специально пришедший в л«те|ратуру, чтобы писать плохо. Сама тогдашняя литература призва­ ла его, чтобы продлить свое существование во времени. Бесчисленные сборники его «учителей», поэтов типа Сергея Васильв'ва, состояли из стихотворений длинных, много­ словных (платили тогда х ор ош о), кое-как зарифмоваиных, но — воопевающих, по юрылатому выражению М. Горького, «наши достижения». В. Крещик скромно пошел по их стопам. Новы.х дорог он не выдумал. Говорить о его стихотворениях всерьез я не сумею. Это не более чем малосодержа­ тельные зарифмованные рассказы; если же отнять у них рифму и вытянуть в строку,