Сибирские огни, 1989, № 3
место сколь уж раз тянуло — что греха-то таить! Это же — непрестанная нервотрепка, она и ночью не отпускает. Во сн е бреду долго-долго, а по сторонам — одни лишь пни, пни, пни. Или браконьеров догоняю, а они на меня ружейные стволы наставляют, и палец — на спусковом крючке. И улыбнулся уже по-другому, по-хоро шему: — Конечно, это не каждую ночь. Бывают и райские сны: иду по красивой-красивой тайге ясным днем и фотографирую. А ви ды — один другого краше. И краски — именно такие, о каких наяву мечталось. И вот я всю эту красотищу снимаю, сни маю. А потом вдруг фотоаппарат чего-то забарахлит... П роснусь— а обида жжет: не вовремя аппарат сломался, такие кадры могли бы получиться! ...Вертолетные винты не знают грусти-пе- чали„они весело поют в синем безоблачном небе. А там, за иллюминатором, внизу под нами — легендарная «жемчужина Горного Алтая» — красивейшее и коварное Телец- кое озеро; Байгольский лесокомбинат, где воюет за сохранность кедра неуемный Вла димир Ветров; Горно-Алтайский опытный лесокомбинат — знаменитый Кедроград, ко торому так и не удалось воплотить мечту его создателей в реальность. Там внизу — весь Турочакский район. А первый секре тарь райкома партии Юрий Васильевич Антарадонов сидит рядом и, заглядывая в иллюминатор, хмурится: — Видите: вот они — сплошные вырубки! Внизу там и тут тянутся голые белые поля. А где и попадается лес, то — нищен ский, обобранный: березняк, да чахлый осинник, да редкие пихты. А в основном — белые раны тайги. — Это ведь — бассейн Телецкого озера. И как они его повырубили! — продолжает свою «экскурсию по пепелищу» Юрий Ва сильевич.— А сколько там, внизу, стволов брошенных валяется! Ну и, понятно, сучья, ветки обрубленные — все там остается, в дело не идет. Смотришь сверху — и со всей нагляд ностью предстает картина тотального унич тожения природы: вековечную тайгу почти вытеснила белая пустыня. Вспомнился пла кат, установленный в Тебердинском запо веднике на Северном Кавказе: «Леса пред шествовали человеку. Пустыни следовали за ним». Да, эту страшную истину трудно оспо рить. Вот она, пустыня, на месте еще вче рашней тайги: белая, ровная, как лобное место, как плаха на лобном месте. И вдруг внизу — сплошной кедровый по кров, зеленое празднество жизни, богатст во, радость, торжество сибирской природы. Это Пыжинская тайга, куда лесозаготови тели пришли сравнительно недавно и не ус пели свершить непоправимое... И пришло на память далекое: Ашхабад, уютный кинозал республиканской Акаде мии наук, и на экране — документальные кадры: в тяжелых, порой — нечеловеческих условиях люди разных стран борются про тив наступления пустынь. А здесь, с борта нашего вертолета, можно снимать фильм о том. как старательно, не жалея ни сил, ни денег, мы насаждаем пустыню. Смотришь на эту ограбленную, обесче щенную землю — и думаешь: так кто же, все-таки, у нас главный браконьер? Те, ко го сейчас будет ловить в остатках тайги де сант егерей, только что заброшенный в г о ры вертолетом, или же те, кого не задержит ни егерь, ни милиционер, кто десятилетия ми ведет курс только на «кубы », а не на глубокую переработку древесины, не на комплексное использование всех ценностей тайги? Не так давно газеты сообщили: запущен первый советский экологический спутник — новый инструмент космического землеведе ния. На какую же еще высоту нам надо подняться, чтобы в Госплане и министерст вах, наконец, разглядели очевидное: даль ше так хозяйствовать в лесу нельзя! Вот она, отнюдь не с космических высот уви денная картина — угнетающая, мрачная. Впечатление та к ое— будто алчный колони затор пытается скорей выжать, выдоить из чужой земли все, что только возможно. А там — хоть трава не расти. Но ведь зем л я -т о— своя, родная! Так, может быть, эти люди ей — чужие, а р'Одные они — только собственному служебному кабинету? Здесь же, в Горном Алтае, есть райцентр Кош-Агач. Что означает в переводе — «про щай, дерево!». Если киномастерам понадо бится снимать сцены в аду, то место, более подходящее для съемок, вряд ли подберешь. Зимой — пыльные бури, а летом — голые камни. Как сказал один московский гость, впервые прилетевший сюда: — Ну и местечко! Повеситься — и то не на чем! А ведь когда-то давно здесь тоже шумели леса. Тогда здешние края звали еще не Кош-Агач, а Кёюжи-Агач: «завеса деревь ев». А теперь вот — никакой зеленой заве сы, страшный памятник бездумной алчно сти, каменное предостережение: «Прогнать дерево несложно: оно уйдет. А вот вернуть его на эту землю...». В кругах хозяйственников и других «де ловых людей» говорить о судьбе кедра, да и вообще русского леса с горечью и болью считается неприличным; «Опять пошли эм о ции! Ох уж эти нам дилетанты!». И с •умудренно-грустными улыбками весь этот разговор о разграблении Родины, боль и тревогу за природные наши богатства пе реводят на старые, привычные рельсы, топят его в обильной министерской цифири, в мно гомудрых бюрократических рассуждениях, инструкциях, положениях, в надежном, ис пытанном бумажном половодье. Но тут все зависит от точки отсчета. Ибо для кого-то кедр — просто несколько «ку-, бов» древесины, дешевое и выгодное сред ство скорейшего вы-полнения плана. А для живущих на Горном Алтае Владимира Вет рова, Федора Филиппова, Анатолия Рома нова, Юрия Антарадонова и многих других это — зеленая и живая частица их Отечест ва. И она болит, она взывает о помощи. Впрочем, если наши оппоненты не прием лют «эмоций», можно перейти на язык цифр. Байгольский лесокомбинат еще не родил ся, а был уже изначально, загодя «запро граммирован» на хищничество, на узаконен ное браконьерство. По щьоекту ему полага ется ежегодно «давать на-гора» сто тысяч
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2