Сибирские огни, 1989, № 3

Ласковым голосом, с веселой улыбочкой и незамутненным взором, вроде бы — в шутку. И вот — на тебе! — пуля в голову, всего- то на сантиметр выше, чем следовало бы. Что ж, на войне — как на войне. Он выходит во двор — и тотчас с ближне го кедра на старенькие штакетины слетает стайка синевато-серых поползней. Влади мир Иванович лезет в карман телогрейки и протягивает им ладонь с десятком темно-ко ричневых кедровых орешков: — Ну, давай сюда. Петя, Петя... Один из поползней мигом сорвался с за бора, слетел на сильную ладонь человека в телогрейке. Цапнул клювом орешку — и на ■фонарный столб. А Ветров уже звал вто рого.: — Тима, Тимочка! Тима тоже не заставил себя ждать и взял с руки угощение. Каждое утро, когда Владимир И ван ову выходит из дому и шагает на работу, стай ка птиц провожает его до самой конторы. Негромко перекликаясь, они перелетают вслед за ним от дерева к дереву, от столба к столбу: поползни, синицы, кедровки... Иные нет-нет, да и присядут в пути следо вания прямо ему на плечо или на шапку. Осенью он специально заготавливает орех для птиц и потом всю зиму подкармливает их. Бывало — пять синиц сразу усядутся у него на ладони (благо — ш ирокая!)— и го стюют, ровно в кормушке. Эти — поклади стые: хорошо ладят меж собою. А вот кед ровки, если хотя бы две сразу «приземлят ся» на этот «аэродром»,— тут же начинают кричать и драться. В иной день он больше сотни птиц вот так, с ладони накормит. А в последние пол- года почти прекратил; пускай и впрямь кормушкой пользуются, а к человеку не привыкают. Это случилось после того, как в отсутствие Ветрова забрел во двор полу- дебильный соседский подросток и из пнев матической винтовки стал расстреливать слетающихся к нему птиц. Те лишь тревож но кричали, видя, как очередная из них па дает замертво в снег. И не могли понять, в чем дело. Только чувствовали, что беда, и спешили к человеку — за помощью и защи той. А человек смеялся, перезаряжал вин товку и расстреливал их в упор. Когда Владимир Иванович пришел до мой, на снегу чернело семь десятков тще душных телец. — Тогда-то я и понял, какая это большая ответственность — приручить птицу, наде лить ее доверием к человеку. После этого стараюсь их с руки не кормить и В’ообще не подпускать близко: нельзя им к этому при выкать. А прежде, бывало, выйдет в лес, который начинается прямо за домом, и зовет свою подружку кедровку Крапку: — Крап, крап летит! Она отзывается: — Кра-кра-кра! И уже несется к нему поздороваться и угоститься. По церковному поверью, в старину жил такой святой Франциск Ассизский, который умел разговаривать с птицами и пропове довал им добро. Об этом вспомнилось не вольно при виде Ветрова, шагающего в контору в сопровождении по-прежнему преданной разномастной стайки — всех этих Крапок, Тимок, Петек... И в такого человека стреляли. Метили в голову — чтобы уж наверняка. И бо он — далеко не святой. Владимир Иванович — многогрешен. Он грешен тем, что постоянно идет против «руководящего мнения», упря мо отстаивает свою точку зрения, ссорится с начальством и с браконьерами, не дает им спокойно жить и спать. — Да, этот возмутитель спокойствия все время лезет на рожон, идет на открытые конфликты с руководством! — улыбается секретарь комбинатовского партбюро Ана толий Романов — человек, который искрен не уважает и поддерживает Ветрова. Наверное, к многочисленным человече ским талантам и призваниям можно отнести и такое — быть «неудобным человеком», чей пост — всегда в эпицентре конфликта. Не кляузы, не склоки, не скандала, а имё{Г- но — конфликта, борьбы. И эта тягостная, изнурительная борьба продолжается изо дня в день, и нет ей конца, и не бывает в ней длительных передышек. Был у Ветрова соратник— Валерий Бурь- евич Матросов, старший инженер комбина та. Четыре года вместе боролись они с ле- сонарушениями, а потом Матросов не вы держал, ушел. После очередной самоволь ной порубки кедра отказался задним чис лом выписать лесной билет — официальное разрешение на эти рубки. Хотя директор требовал: — А я тебе приказываю — выпиши! Он так и не сдался: не подчинился ди ректорскому прессу. И все же — сдался. По тому что написал заявление «по собствен ному желанию» и уехал подальше от этой каждодневной нервотрепки. Да оно и по нятно: кто ж ее выдержит целых четыре го да? Ветров выдерживает уже двадцать пять лет. — А я и сам не понимаю, как до сих пор сдюж ил!— озадаченно признается он.— Знаю только одно: пока не сдохну — не сдам ся. Не зря же меня и в школе, и в институ те учили брянские партизаны, боевые раз ведчики, Наверное, их воспитание и по могло мне выстоять... Четверть века служит Ветров русскому лесу, и все это время занимает самую низ кооплачиваемую из всех инженерных долж ностей. Не способен на большее? Сколько раз ему предлагали иные места — и более денежные, и более почетные! Начальником лесопункта, техноруком комбината, стар шим инженером лесохозяйственного о б ъ единения «Кулундино-Алейское», директо ром Алтайского заповедника... И каждый раз он отказывался от повышения. Почему? — Нельзя мне уходить с этой должно сти. Я же о том именно и мечтал, когда еще студентом сюда просился: кедр беречь и ох ранять. А уйду — кто тогда будет за него здесь бороться? — Владимир Иванович, а если честно: бывало вам страшно? Он вскидывает глаза, усмехается: — Конечно. Бывало. Не за себя боял ся — за семью. И бросить все к чертовой бабушке, уйти куда-нибудь на спокойное