Сибирские огни, 1989, № 3

вался решения ^вопроса о выносе линии с участка^ застройки. Районный линейно-тех­ нический узел связи этой работы не де.тал, ссылаясь на то, что ее должен выполнять застройщик — Дорстройтрест. Мой строй­ участок, которому я подчинен,— в Кургане, Напоминаю главному инженеру Дрыганову — не забывайте о градирне — провода ме­ шать будут. И Дрыганов и начальник техотдела Архипов козыряли тем, что этой работы в смете на строительство электростанции нет. Пока бюрократиче­ ская волокита длится, работы на градир­ не идут: летом сделали железобетонный резервуар, фундаменты под наружные опо­ ры. Срок сдачи объекта конец года. В ок­ тябре из Кургана прислали бригаду плот- няков Сергея Зырянова с заданием по­ строить деревянную градирню. Зырянов че­ ловек нахрапистый, деловой. Он развернул­ ся по-боевому, вроде как переправу на ре­ ке в войну возводил. И вся бригада такая — взялись пластать, только успевай подво­ зить материалы. Звоню в Курган: насчет проводов — решайте! Приехали: главный — Дрыганов и Архипов. Походили по станции, на градирню заглянули. Зырянов орет с вы­ соты: «Провода мешают!» — и тут же на­ чал забивать провода в обшивку досок — доски сырые, замкнуть может. Слезли вниз зыряновцы покурить, погреться: наверху минус двадцать с ветром. Главный при них мне и говорит: — А я на твоем месте просто срезал бы эти провода. Докурили плотники, наверх улезли. На­ чальство на вокзал — домой ехать. И толь­ ко отошли они, минут через пять явились из участка связи с предупреждением об от­ ветственности за срыв работы линии; «Р а с­ пишись, прораб». В документе значится от­ ветственность не только материальная, но и уголовная. Прошлое гонится за мной, тянет свои ла­ пы, словно шамкает, как старуха: «Мой ты, мой». Ну, сруби я те провода, потом чем бы доказал, что не на вред сделал? Бегу на вокзал. Мои начальники сидят в кресле, улыбаются. — Напишите мне на фирменном бланке приказ срезать провода, мешающие по­ стройке градирни! Главный вынул ручку, подумал, положил ее обратно и заговорил о другом. Подошел поезд, и оба они были таковы! — Ах ты,— думаю,— трус, куда ты меня толкал — на преступление... Бегом на градирню, вместе с Зыряновым подрезали доски вокруг проводов, изоля­ цию на них приладили. Через неделю ре­ шилось: участок поставил опору, вывел провода из градирни. Стоимость работ предъявили железной дороге. Летом 1957-го велено было мне явиться в Курганский КГБ. Знал уже, что репрес­ сированных при Сталине оправдывают, за­ хож у без тревоги. Сотрудник Комитета не представился, пригласил сесть, начал: — Вот ваше дело 1937-го. Через двадцать лет он читает его вслух. Дошел до места, где о Карле Марксе, и рассмеялся: — Неужели всерьез такое могли поста­ вить в вину? Все дело прочел или нет — не знаю. Я же его подписывал не читая, боялся ареста брата. Отложил он бумаги в сторону и спросил: — Тю.менева посмертно оправдать мож ­ но? — Да, это^был настоящий коммунист. — Поезжайте,— говорит следователь,— работайте спокойно — вины за вами нет. Пошел посмотреть тюрьму. Вывески уж на ней нет, зонты сняты, окна расширены до прежних размеров. Вижу — смотрят оттуда люди, «свято место пусто не бывает». Кто они? Если воры — то поделом. А если такие, как я? «Неужели,— думаю,— не прошел все еще угар того бешенства, которым заразились от Сталина тогда все? Двадцать лет я от­ бываю наказание — десять в тюрьмах, лаге­ рях и десять отверженным по тридцать де­ вятой статье...» Постоял, не надевая шап­ ки, пошел на вокзал. Осенью 1957 года детский сад и столовую строили, дом жилой около электростанции. Забегаю в конторку позвонить, смотрю: человек меня ждет: — Звонил,— говорит,— звонил, не пой­ маешь прораба. — Так у меня стройка, возле телефона сидеть некогда. — Вот, возьмите, распишитесь в получе­ нии. Расписался. Он небрежно бросил мне б у­ мажку и пошел. Читаю: это постановление Курганского областного суда от 25 октября 1957 года о моем оправдании. Бог ты мой,— через двад­ цать лет признали, что не совершал я ника­ кого преступления... Взял эту бумагу и чувство тяжкой горечи овладело мною: что ж он бросил ее, как помилование, брезгли- ло кинул и ушел. Мог же просто, как чело­ век, извиниться за ошибку, допущенную в прошлом его же учреждением. Это равно­ душие я понял чуть позже; он знал, что бумажка — это не конец моего наказания, а только видоизменение, что до самого по­ госта на меня будут поглядывать немига­ ющие его очи... Уже, наверное, году в шестидесятом, жили мы в одном доме, мною же построенном, с начальником ли­ нейного пункта милиции станции Шумиха Смажелюком. Случился конфликт бытовой, огородный. Смажелюк не нашел более о с­ трейшего укола; — Ты за что сидел? Как будто он владел каким-то моим сек­ ретом. Пошел я в горком партии. Секретарь горкома Георгий Алексеевич вызвал Смаже- люка и заставил извиниться. А что толку: этот же Смажелюк продолжал за мной слежку, причем осуществлял ее грубо, при­ митивно, подсовывая провокаторов. А за­ чем за мной следить? Я — вот он, у всех на виду и пользы приношу больше, чем многие благонадежные. Я что, нуждался в душевном исцелении? Или ожидали моей реакции на произвол? Назову ли я себя счастливым или расскажу о казнях и страш­ ных былях лагерей? У меня росла дочь и я по-человечески считал себя счастливым уже даже потому, что дышал не по списку, а досыта. От речки Миасс до Шумихи 22 километ­ ра. Воду берут оттуда для города и паро­ возов. Трубы чугунные, при царях еще уло­ женные, полвска в земле пролежали. Ре