Сибирские огни, 1989, № 3
знакомства молодежь решила проводить ме ня до дома матери. — Что, ребята, вся улица в акациях, что ли? — Какие акации, крапивой село заросло. Многие хаты сломаны, ну бурьян и растет. Стали решать: то ли сейчас к матери по стучаться, то ли подождать до утра. Реше но — сейчас. — Тетка Дарья,— открой, сын к тебе пришел! Слышен шорох в избе, свет в окне поя вился. — А вы, ребятки, не обманываете? Поди воры вы? — Да нет же, открывай, бабушка! Щелкнул крючок, вперед прошел парень Ленька, за ним я. С керосиновой лампой без стекла идет на меня седая старуха, сов сем не похожая на мою мать, глаза у нее расширены, испуганы, она не мигая смот рит, лампа в руке ее дрожит. Посветила на меня, да как вскрикнет — «не он это, не он!» Сама упала, выронив лампу... От лу ны в окне видно— мать хрипит на полу. Схватил ее, подымаю, кричу: — Мама, я это, я — Мишка, сын твои! Не реагирует. Ну, думаю, не увижу ее живой больше и слова ее не услышу, стра шно стало, что держу в руках умирающую мать. Нащупали лампу ребятишки, зажгли, все в хату втиснулись, водой отливать дев чонки мать начали: очнулась она и повисла на мне в слезах. Ночь короткая, тут же и утро. Побежали парни за моими братьями. Старший Петро с женой Надей пришли — поженились они в Берлине, дочка у них уже растет. Петр изранен на войне. Второй брат Сано бухгалтером работает. Ногу, ту са мую, что болела у него с детства, отрма- ло в автосцепке вагона. Он на протезе. Д я дя Ваня, брат матери, с тетей Граней при шли. Дядя Ваня участник трех войн, ве сельчак — ни дать ни взять Теркин, орденов и медалей вешать некуда. Разлил он горь кую, коей я до сих пор не пробовал, чокну лись за мою волю, «Стеньку Разина» спе ли, былое вспомнили. Приглашала мать на встречу ребят — земляков, одноклассников. Не явились. Побоялись. — Ну, не пришли и не пришли,— сказала храбрая солдатка Надя,— хай им гарно бу- де! Я, кажу, чого ж ты зажурывся? Ходи до крамници, неси горилки, ще праздно вать будем! Три дня в отчей хате — дольше нельзя. Дорога дальняя — Сибирь, местом постоян ного жительства мне определен Смолен ский район Алтайского края. Прибыл. В Верхнеобской совхоз направили — в десяти километрах от Бийска. Посмотрел директор мои «ксивы» и гово рит: — Десятником на стройке сумеешь? — Да, попробую. Прорабом был старичок, дружелюбный такой, маленький, толстенький, седоборо дый, на левую ногу хромой. Дом у него тут, хозяйство — он из местных. Стал учить меня чертежи читать, хоть тех чертежей кот на плакал — свинарники строим. Взялся я за дело рьяно. Жил у плотника Сергея Курто- мирова и жены его Гали бесплатно, просто они меня по:«алели. Выписать и расценить наряды я умел, ор ганизовать работу — тоже. Прораб дово лен _ уйдет домой грядки свои полоть, поливать — я рад, один остаюсь, мне дове ряют! Днем машины возят хлеб, ночью, к о гда падает роса, по два рейса везут ка стройку кирпич, значит, принять его надо, выгрузить, путевки шоферам подписать. Ночью жду машины, готов пластать двад цать часов в сутки! Хорошо, что денег дал брат Сано, одеж д у — он же и дядя Ваня, а то бы не в чем и не на что было мне жить. Правда, полу чил хлебную карточку, но надо же к это му куску хлеба какой-то приварок. Столо вой в совхозе нет, рабочие все тут местные, деревенские, своим хозяйством живут, а мне в обед идти некуда: Сергей с Галей на ра боте, сын в школе, перебьюсь как-нибудь. От Новосибирска до Бийска в «пятьсот веселом» поезде угодил в один вагон с дву мя немцами с Поволжья — Иваном и Ан тоном, сосланными в то же село. Так втро ем и держались. Иван стал механизатором, Антон варил еду свиньям на кормокухне. Осенью Антон варит свежую картошку (ра стет тут крупная), стройка — рядом. Ви дит Антон в окно — я иду, по стене меряю что-то. Свистит и машет рукой, зовет. П о дойду, он быстро кинет в окно пару карто фелин — это и обед мне. Сяду под лесами на кирпич, быстро, чтоб не видели, съем их —не обижайтесь, свинятки-поросятки, я вашу пищу проглотил! Так, пожалуй, с ме сяц, я и кушал из одного со свиньями кот ла! Дивчина встретилась, приглянулась, то же Галя, ладная девица, хоть со шрамиком на щечке, зато миловидная. Мать шлет письмо: «Худо мне одной. Ста рею, а Сано с Петькой инвалиды, помощь от них какая? Все одной приходится: сено косить, дрова нарубить — все это привез ти на своей же корове, потому как лоша дей в колхозе мало. Налоги, опять же, за платить, заем требуют, шерсть, мясо, моло ко, шкуру сдать, а чего? Нету у меня ника кой живности, окромя коровы. Хоть и жаль, а придется и ее зарезать и жить на старо сти лет безо всякого домашнего хозяйства. Так много лет ждала тебя, скорбела, боль свою от людей злых таила, все думала — вот придет он живой, хоть под старость по живу с меньшим сыном, но судьба вновь нас разрознила и нет просвету в моем оди ночестве». Под осень в район вызвали: — Разрешено вам, если надо, уехать на родину. — Едем на Урал,— зову Галю,— там свадьбу справим. Сколько вечеров сидели на берегу Кату- ни, но не получил ее согласия — то ли ро дины ей жаль оставлять было, где отчий дом и она одна у родителей, то ли парня того, который был у нее до меня? Опять собран в дорогу. Дороги, дороги, когда же кончатся они и стану я оседлым человеком? От станции Кособродск до моей Чаши д о ехать можно только с попуткой. Взял меня один грузовик в кабину: — До совхоза еду, там верст семь пеш ком придется,— сказал шофер. — Там уж доберусь, с детства здесь ме ста знакомы, родился я тут!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2