Сибирские огни, 1989, № 3

Васюкевич из наших: ему единственному доверили такой пост. Добрый по натуре че­ ловек Васюкевич дал мне работу — делать из стальной ленты полотна лобзиков. Из-за острого дефицита этих полотен решено бы­ ло готовить их кустарным способом. Это дело мне и поручили. Им до меня один уже занимался; нарубит на нужную длину поло­ сочки, зажмет в тисы и вручную зубильцем насекает зубцы. Дня два так же делал и я. Мелькнула мысль — а почему бы не насе­ кать сразу два полотна? Зажал их рядом— зубцы раздвинулись, косо режет пила, брак. Поставил между планками прокладку ниже миллиметра на три — насечка вышла ров­ ная. Мало два, надо больше! Изготовил торцевые хомутики, с их помощью стал на­ секать по восемь полотен враз, превысив норму вшестеро. Овладел электросваркой. Но тут опять болезнь. Перевели контрольным нормиров­ щиком мастерских. Им и был до ухода на волю. В бригаде моей хорошие люди. Брига­ дир Женя Басков токарь-сверловщик, Коля Шумков, чуть старше меня, — слесарь, бухгалтер мастерских Иванов, десятник Гордиевский, еврей Пиня — виртуоз-на­ ладчик всех станков, инженеры Приходько и Баскаков, Иван Русаков — главный та­ бельщик завода. Приходько занимался тео­ рией и практикой цементации стали, ему бы­ ли приданы двое рабочих, с ними он ставил опыты; вот выточат токари детали машин из обычной стали, Приходько укладывает их в железную бочку слоями с кальцинированной содой, заваривает сосуд намертво — в горн его, и калят много часов. Вынут — остудят. Детали получаются прочными, такими, что ни одно зубило не берет. Запчастей к ма­ шинам не было, их вот так и готовили. Другой инженер из нашей бригады Баска­ ков тож е имел подсобника, конструировал кокиль для литья под давлением. Он уве­ рял, что достигнет цели — будут в стране отливать поршни машин и без всякой обра­ ботки ставить в двигатели. Срок у него был 10 лет. Не знаю, когда он освободился, только с комом в горле прочитал я шесть лет назад: Баскакову, в числе других уче­ ных, за разработку теории и внедрение в практику точного литья под давлением при­ суждена Государственная премия СССР. На автостраде, ведущей из Куйбышева в Новокуйбышевск, в районе станции Кряжок, сросшейся ныне с городом, недавно по­ строен мост-путепровод через железнодо­ рожные пути. Если съехать с него в сто­ рону Новокуйбышевска метрах в двухстах от железной дороги и посмотреть направо— видать красное, кирпичное, одноэтажное здание. Это и были тогда мастерские УНМР-75. Рядом первый крекинг. Между ним и мастерскими вдоль шоссе верст на семь стояли бараки — лагеря, лагеря, лаге­ ря. Отсюда и я ушел на волю. Отбывших срок обычно за неделю вызы­ вали на фотографирование для справки. Но вот уже и первое июля 1947 года наступило, до срока два дня. Молчит нарядчик на раз­ воде. Волнуюсь, бригадники мои тоже — не­ ужели «д о особого» оставят? Д о «особо­ го распоряжения» оставляли многих. А его можно было ждать еше лет восемь... И только второго утром нарядчик объявил; — Завтра остаешься от развода, а сейчас быстро фотографироваться. 5 Сибирские огни № 3 Утром третьего июля вместе с бригадой пошел на развод, к вахте, проводить своих ребят. Ведь им еще дороги длинные д о сро­ ка, некоторым — дальше 1955 года. Прос­ тились, обнялись, бригада место свое в ко­ лонне заняла, я стал в стороне. Вот она идет, моя бригада «строем по четыре», к воротам, машу им и они мне, плачут неко­ торые и у меня слезы в рот затекают, в горле, как ангина тюремная. Ушли, посмот­ рел им вслед, но надо уходить. В бараке собрал вещи, сдал все казенное в каптерку, записку прощальную своим написал, на па­ ры положил, взял котомку, пошел. Получил справку о том, что отбыл десять лет лишения свободы с 3 июля 1937 года по 3 июля 1947 года. Деньги на билет до Бийс- ка выдали. Пошел к вахте. Обыскали по­ следний раз, справку ту проверили, откры­ ли калитку — иди... Никакого напутствия— как жить дальше думаешь, человек? Деньги дали только на дорогу, а чем жить все то время, пока ты доедешь, поступишь рабо­ тать и получишь первую зарплату? Отошел метров сорок от вахты, сердце екает, ж ду— В'от сейчас крикнут — стой! Или выстрелят в спину. Шаг, еще шаг. Не кричат и не стре­ ляют, никто не бежит вслед... Неужели вправду воля? Еще вчера — выйди я за эту дверь... словил бы пулю, а сегодня — можно, иду! Поставил на землю сумку, обернулся, посмотрел минуту на лагерь — какой он с внешней стороны? Запомню это место. Я один ухож у в этот день. Сколько же тысяч там осталось ждать дня свободы, как много безвинных останутся тут навсег­ да... Воля. Это чувство не сразу овладело мною, оно еще продолжало несмело прокле­ вываться в сознание, подспудно лежало где-то в глубине мозга. Неужели, правда, воля, за мной нет стрелка? Неужели могу вот так, запросто сесть на эту лавочку, по­ сидеть, встать и дальше идти куда хочу? Пришел на вокзал пешком, билет купил, сел, поезда жду. Кишат на площади люди, заботами своими каждый полон и нет им до меня никакого дела — сижу, как все. П оза­ ди десять годов тюрем и лагерей, десять лет даром потерянной жизни, таланта: ушел в семнадцать, теперь мне двадцать семь. А что я могу? Кто я такой теперь? Как жить? Сверстники мои, поди, давно институты за­ кончили, дети у них большие уже, а кто и погиб на войне. Тут, у вокзала, я горько пожалел о том, что не взяли меня на фронт. Лежать бы лучше в братской могиле... Моя воля еще не означала моей свободы. Я знал, что наказание мое продлится еще безмерно долго, только мера пресечения изменится: меня перестанут держать под стражей, ос­ тавят ссыльным, поднадзорным. Домой приехал ночью. Грузовой автомо­ биль остановился возле церкви в Чаше, я спрыгнул. Машина ушла дальше. Смолк гул мотора за углом, и черная ночная ти шина проглотила меня на площади. Село спит. Вдруг, где-то недалеко, заиграла гар­ монь. Взял сумку, пошел на ее звук. Куч­ ка девчонок и парней сиротливо стоит во­ круг гармониста, никто не пляшет, не поет. Гармонь, когда я подошел, стихла. После