Сибирские огни, 1989, № 3

Поперек котло'вана брошено бревно, кре­ стом на него — доска-пятидесятка. Надо было быстро зачем-то туда, дальше, и я ре­ шил напрямик по доске. Почти дошел до берега, как вмиг коромыслом доска ушла из-под ног и я — в котловане. Глубина метров пять. Приземлился вниз животом, отбил «здухи» (это когда ни в себя, ни из себя не дышится — ты жив и мертв одно­ временно). Секунды рыгал, потом дыхну- лось, живой, только нога сломана. Железя­ ка там лежала ржавая, об нее нога и трес­ нула. Пришлось кричать. Лестницу опусти­ ли, люди сошли по ней, вынули «летчика». Вот и больничка. Это уж не та, тюрем­ ная, с нарами, это почти настояшая лечеб­ ница с койками, белыми постелями. Как давно я их не видел, почитай с Севера, где хирург Зеренин операцию м'не от водянки делал. Рипс на ногу доставили, но рана была рваная, о б грязную железяку полу­ ченная, она, открытая, загноилась. Так и заросла вьюследствии^ широким шрамом от­ метина на всю жизнь* Узнал о т кого-то врач Тюрин, что я — тот самый штукатур-маляр — стахановец, учитель многих людей и, видимо, сжалился; — Вот что, Миша, .нога твоя еще не ск о. ро заживет, если сможешь — помоги в двух кабинетах полы плиточные сделать. Сам носить ничего не будешь — говори, что надо, поднесут, .подадут, а ты на колен­ ках тихонько попробуй? Лежать без дела муторно. Согласился. Давно, еще в Коноше, полы такие мы с Васей делали. Полы у Тюрина .получились без задорин­ ки. Он опять ко ш е : — Оставайся у нас в амбулатории, пока нога окрепнет. В 1 есной, если надо будет кое-где подбелить, подкрасить, вдвоем с санитаром сделаете, а так будешь регист­ ратором. Помнилась обида за те пять суток кон- дея... Вообще, когда с Севера приехал и учил других — меня знали, держали в по­ чете, конечно, на стройке, не в лагере. А как все утвердилось — стали забывать: вижу, никому я более не нужен. Но мотнул головой в знак согласия. Привезли три трупа отравившихся на стройке заключенных. Надо их завтра вез­ ти в город на экспертизу, а они мерзлые. Решили отогреть в сушилке, где одежду сушат. Сушильцщк поставил их к печи стоя, алюминиевой проволокой привязал, а сам, уцраяившись с делами, лег спать. Ночью покойники оттаяли, падать начали. Очнувшись, видит сушильщик; трупы-то ожили! Да как рванет из сушилки пря,мо на предупредительную проволоку зоны. Не добежал шага три — стрелок его на муш­ ку, и — убил. А беда-то на стройке стряс­ лась несуразная: давно стояла в тупике черная ржавая цистерна, никто на нее вни­ мания не обращал. Но как-то надыбали зе­ ки, что в цистерне спирт, И пошло: с вед­ рами, тазами, котелка.ми , банками кинулись за спиртом. Много заключенных отравилось. Сразу к цистерне часового поставили, реп­ родукторы кричали: «Не пейте древесный спирт, это — яд!», но запас-то остался, не выливать же его! И с неделю еще продол­ жали умирать, только малыми кучками... А войска наши наступают: уже побили немца под Сталинградом, на Курской дуге^. Поперли советские солдаты врага с родной земли. Только у нас без перемен: все дни похожи один на другой, как у Ивана Д е­ нисовича, по.дъем, пайка баланды, разво­ ды, шмоны, звон вечерних проверок, вонь барачная, блохи, крысы да слезы еще. Вася Самаркин, коренной волгарь лет двадцати пяти, сходил в КВЧ (культурно- воспитательная часть), получил под распис­ ку гармонь-двухрядку, принес в барак. Шел апрель 1944 года. Вечерами, после ужина собираются работяги у торца бара­ ка, байки охотничьи и рыбацкие рассказы- ва.ют, анекдоты старые, как говорят в на­ роде, «от дождя — не в воду», подолгу хохочут большой толпой. Одни знают над чем, другие, кто сидит подальше,— смеют­ ся за компанию. Вышел Вася с гармонью к этой толпе, сел на лавочку, ремень на плечо, дернул тихонько, как будто хотел убедиться — целы ли меха, потом растянул их шире, и полилась из гармони дивная, заворажи­ вающая музыка. Смех смолк, люди столпи­ лись возле гармониста. А Вася, положив голову на гармонь, закрыл глаза, может, для того, чтобы не выкатилась ненароком калля соленая. Он много лет не держал в руках двухрядки. «Заборонено» нам было все: книги, газеты, радио. Тут вдруг раз­ добрились — «фашистам» гармонь дали, с чего бы это? Ну, ладно, гармонь теперь у нас в бараке жить будет, как святыня, оберегаемая всеми. А Вася продолжает; с такими переборами дает волжские песни, что один не выдержал, отвернулся к стене, закрылся руками, зарыдал. Куда ты манишь, гармонь, зачем ранишь наши души? Ведь души-то наши, хоть и упакованы в серые робы узников, все рав­ но чувствительные, живые, не очерсгв.ели они за годы неволи, осталась в них извечно человечья потребность сострадания, боли за потерянную волю,.. Врач-хирург Григорий Петрович Несвя­ ченый, фельдшер Паришвили, санитар Сав­ чук и я ночевали прямо в амбулатории, спали кто где — на столах, на стульях, на скамьях. У Савчука в рентгенкабинете стоял «Иван Иванович» — огромного роста ске­ лет. Вольное начальство спать нам тут раз­ решило, чтоб здание охранялось по ночам. К этому времени наметилось ослабление напряженности между вольными и нами: политических стали допускать везде — они работали врачами, мастерами, заведующи­ ми лабораториями, начальниками мастер­ ских. То ли людей уже не хватало, то ли дошло до чьего-то сознания: что мы за «враги» — только перестали звать нас фа­ шистами, грубить. Началось послабление во всем, провели в бараки даже радио. А жизнь, оказывается, шла своим чередом: слушаем теперь новости с фронта, Клавдию Шульженко, Бунчикова и Нечаева. Мы спим в амбулатории, но в барак свой ходим. Там у нас пайки, талоны на прива­ рок, постели — наш «дом». Сидим порой, балагурим, вдруг слышу до боли в сердце