Сибирские огни, 1989, № 3

раль и мастери посудину. В баланду иног­ да добавляли мерзлую картошку. Лежала она на подъездных путях 18-го завода. У кучи всегда стоял охранник — берегли ее, экономили зимой. Пришла весна, куча растаяла, вонять стала. Охрану сняли — бери, кто хошь, но брать-то уж нечего — слизь одна, Не простой была вонь у кар- т^ ел ь н ой кучи — она пахла спиртным. Полежит доходяга на доске возле кучи ча­ сок-другой — и «хорош », вечером через КП под руки его ведут: «заболел Ванька», а Ванька «в дым» — ноги заплетаются. Такие вот доходяги-дистрофики и ели в ла­ герях крыс: замкнутый чертов круг, из ко­ торого они не вырвутся — сначала они ху­ дели потому, что не хотели работать, по­ том, когда повисла кожа на костях, они, может, и захотели, но не могли уже рабо­ тать. И мясо крыс не спасало — гибли они все равно. Наши, «пятьдесят восьмые», крыс не ели. Самой большой пайкой был килограмм хлеба, его зарабатывали, конечно, тоже не все. Приварок хоть и крапивный,’ но даже в блокадные дни Ленинграда эта пайка в лагерях Куйбышева не уменьшалась. На Безымян'ке мне сразу создали усло­ вия для показа своего метода, собирали бригадиров, показывал им работу «гусем». Нормы и здесь увеличили. Напарника себе подобрал — веселый парень. Валька По­ номарев — по натуре почти Вася, вроде с одной колодки! В бараках вагонного типа нары, столы длинные, узенькие в проходах, умывальник многососковый. Мы опять в спецзоне, ночью под замок, а нам даже лучше — не приведи господь жить вместе с жульем! У нас люди работящие, порядочные, степен­ ные, даже профессор есть в бараке — Солн­ цев. Забыв свое положение зеков, беду лихую, по вечерам спорят люди о работе: что и как надо сделать завтра с утра, что потом, к обеду, как лучше, добротнее ис­ полнить свое дело. Заключенным выписы­ вают наряды, расценивают только по нор­ мативному времени для подсчета процента выполнения нормы на пайку. Вся стоимость труда, за вычетом затрат на содержание, оставалась государству. Постелью нам служили матрацы, наби­ тые опилками, стружками, такие же по­ душки, одеяла, многие годы бывшие в употреблении. Телогрейки и брюки ватные привозили с убитых на фронте солдат — наших или немецких — неизвестно, только видно: кровь на них чуть-чуть смыта, дыр­ ки от пуль зашиты. И я носил такую — с дыркой против сердца, кровавым пятном вокруг нее. В бараках вонь, никогда не­ оседающая пыль, уборная во дворе. Ми­ риады блох ели нас. Летом сорок второго начали, наконец, с ними борьбу; замажут глиной окна и двери, ставят внутри проти­ вень с серой, зажигают ее. С неделю горит огонек, потом открывают, проветривают, моют и — живи! Пока газуют, мы живем на улице, за.пасных бараков нет. А она, тварь эта, блоха, быстро занимала свои места — подполья хоть все время жги. Кухня одна на всех — на бытовиков и на нас — «фашистов». Утром и вечером, идя за баландой, ты мог забежать на почту, в санчасть. Я уже говорил, что краж у нас не было: получил утром пайку, съел корку, на обед с собой кусочек в карман сунул, остаток в котелок и вверх дном его, чтоб крысы не сожрали. Крыс, хоть их и ели доходяги, все равно было много, черт знает, чем они питались — ведь от пайки никто крошки не уронит. Белье, хоть и ста­ рое, застиранное, раз в десять дней меня­ ли в бане, там же нас стригли наголо. Гим­ настерки и брюки стирали сами — кто как и где сумеет, кто под умывальником, кто на стройке. Летом тепло — разденешься утром, стирнешь без мыла, конечно, пове­ сишь рубаху на леса, к вечеру — и сухой. Зимой не стирали — негде было. Иголки и самодельные ножи при шмонах отметали, потому их оставляли на работе. Нитки рас­ пускали из корда старых автопокрышек и пожарных рукавов. Деньком скинешь с се­ бя штанишки, пришпандоришь заплату и живешь! В бане мыло давали по 20 грам­ мов, но его хватало, даже рубаху можно успеть стирнуть и мокрую — на себя. А так от бани до бани умывались без мыла, руки — глиной. Некоторые додумались бриться отходом карбида; намажут бороду, минуты четыре ждут, потом быстро смывают и во­ лос нет. Один из наших — Женя Овечкин — передержал лишнего, ож ог у него сплошной сделался, потом заражение, и погиб он. После его смерти карбид не бра­ ли. Летом сорок второго, когда немцы сви­ репствовали у Волги, вся территория лаге­ рей была изрыта в щели: придешь с работы, поел, бери лопату и рой. Копали долго, а воспользовались щелями только раз. Часа в три ночи забухали зенитки и кто-то скомандовал — «всем в щели»! Побежали. Сидим, в небо черное смотрим. Разрывы от снарядов — сплошь пылает почти весь город. Где же фрицы? Ничего не видать, только четыре тяжелые взрыва где-то не­ вдалеке ахнули. Стихло все скоро. Наши заводы не задело. Я говорю «наши», пото­ му что мы их строим. Вот и полвека спустя, проезжая мимо Безымянки и Кряжа, я зо­ ву к окну вагона жену: — Смотри, скоро мои заводы! Безымянские заводы еще строятся, но уже выпускают самолеты. «Илы» делают из фанеры, только кабины из дюраля, да кар­ кас крыльев. Примут летчики наши штур­ мовики, махнут крыльями над заводами и с ходу в бой, фронт-то был близко. Мы лазаем наверху, фонари доделы­ ваем, внизу станки работают, мусор на них падает, но никто из вольных не возмуща­ ется — хорошо, если еще не целый кирпич на горбину свалится. Сверху, с тех фона­ рей, видел однажды ходившего по цехам Ворошилова. Вначале мало штурмовиков делали, потом наловчились — поперли «Илы» на фронт, и уж не стало у немцев былого превосходства в воздухе! Прибыли этапы осужденных за опозда­ ния на работу: за двадцать минут — год лагерей. Мужчин загоняли к нам, женщин в женскую зону, где держат жен «врагов народа» за сокрытие «преступлений» му­ жей. Их так и звали «знала, да не сказа­ ла». Во многих местах на заводах стоят зе­ нитки. На них солдатами в расчете одни девчонки. Прилетел как-то немед-развед-