Сибирские огни, 1989, № 3

пишут, в тюрягу обратно закинут, срок д о­ бавят. И такое было. Мы с другом Васей, Василием Васильевичем Вшивцевым, рабо­ чим из Челябинска, попали в пару — впряглись в носилки. Носили бутовый ка­ мень в котлован, где мужики фундамент выкладывали, сказывали, — под главный варочный котел, в нем из древесной щепы будут варить целлюлозу. Вроде просто все: клади камень в носилки, подымай, неси, сваливай, но не просто это для нас, обес­ силенных тюрьмами людей, притом еще у Василия нет большого пальца на левой ру­ ке. Он зараз и придумал: — Давай, Миха, поищем обрывки прово­ дов метра по полтора длиной, на концах петли завяжем, да через шею будем наде­ вать на ручки носилок, получится нечто по­ хожее на ярмо быка — цоп-цобе! Попробовали — легче рукам, груз-то на шее висит. Десятнику из вольных показа­ лось: мало мы носим — по одному камню: — Чо, в кондей хотите? — пригрозил. Стали мы по три, по четыре носить ка­ мушка. Идем, запинаемся, ноги шатаются, упали и камни в сторону, при этом ручка носилок, выпавшая из беспалой Васиной ру­ ки, отломилась. Вылезли мы из ярма. Де­ сятник видит— носилки сломаны, подумал, специально мы это сделали, чтоб пока ре­ монтируют — передохнуть, подбежал, схва­ тил провод и огрел им Васю. Кровь брыз­ нула, зажал Вася рану рукавицей, злобно смотрит на надсмотрщика. Бригадники за­ кричали: — Что делаешь, гад! Видишь, у человека пальца на руке нет, нечем ему держать! обнаглели, фашисты! Десятник быстро удалился, мог и по шее получить. Гнев-то в узниках закипел! А озлобленные наши уже тихо: — Надо бы кинуть его в котлован и за­ бутить! Тыщщу лет не нашли бы в фунда­ менте! Люди, некогда мирные, за годы тюрем остервенели, ожесточились, стали реши­ тельными, насилие вызывало в них естест­ венный протест! Василий старше меня, ему под тридцать, но прильнули мы друг к другу, как ровесни­ ки, и на работе и «дома» — вместе. Нашли банку старую, ржавую, песочком ее отчи­ стили, ручку к ней приладили, — добрецкий получился котелок. Д о этого ели из одной посудины, ходили на кухню по два раза — баночка-то была маленькая. Все о себе друг другу рассказали, ти­ хонько, без лишних ушей. Вася в шестнадцать лет при колке дров на левой руке палец себе отрубил. Бывало, спросит «бугор»: «Как дела?» — а Вася над левым обрубком щепотью правой ше­ вельнет и со смехом скажет: — На этот палец с присыпочкой! Не унывал никогда, веселый был чело­ век! Трое детей в Челябе оставил. — За что срок, говоришь? А за соседа... — Ты что, за хулиганку? — Да нет, за политику тоже, по пятьде­ сят восьмой. А вышло так: сосед мой но­ ровил в удобном месте бабу мою за груди схватить, ну она и пожаловалась — прохо­ ду нет, дескать, постращай его. Ну я ве­ черком за сарайчиком и сотворил ему «тем­ ную». Он побежал в НКВД, донос написал, будто я власть ругал матерно. А там не д о­ кажешь, что тех слов не говорил — бумага есть и все... Так что, дружок, поносим, зна­ чит, камушки, отрабатывать должок надо: в тюряге полтора года нас питали бесплат­ но, грели, совесть знать надо, вкалывать те­ перь за «курортное» содержание. А вооб­ ще-то я штукатур-маляр классный. С зна­ менитым мастером работал, у него и «насо­ бачился». Тут мой Вася из веселого превратился в грустного, взял палочку, землю ковырять стал, чтоб успокоиться... Я молчу, не могу бередить ему душу, вижу — глаза его ка­ рие дымкой подернулись, то ли в них злость, то ли обида прячется, только отвер­ нулся он сторону, скрыть свое волнение ре­ шил, боль затаенную, выстраданную, да не высказанную... Про детей говорить начал, на меня не глядя, потом смолк, подумал чу­ ток и со вздохом сказал: — Вот смастерить бы такие крылья да с лестничной клети — выше тайги улететь на волю... А я подумал — он впрямь на побег це­ лится, тогда уж вместе... Может, спросить? Но он более про полет не поминал. В палатке нас две сотни душ. Хоть и ти­ хонько вроде разговаривают, а все равно до отбоя беспрерывный гул стоит. Все двести — «враги народа», воров средь нас нет, их в наш «дом » не пускают — дневальный зо­ рок, своих знает, чужих, блатных в шею. У нас спецзона. Это лагерь в лагере, шесть таких палаток огорожены колючей проволо­ кой. Ночью мы под замком, как в тюрьме. То ли нас боятся, как заразы-чумы, то ли пещерная ненависть эти меры диктовала? Месяц уж мы эти камни носим. А Виталий Черный, бывший студент Харьковского ин­ ститута физкультуры, наш сосед по нарам, носил на «козе» по двадцать кирпичей на шестой этаж ! Сила у парня была лошади­ ная — мало он побыл в тюрьме, не высох. В начале марта нас с Василием на этап и в дорогу. Человек сто пешим строем в тайгу погнали. Дорога убродная, снег, что глина, вязкий, идти тяжело. Не дай бог поскользнешься и полетишь в сторону — убьют сразу: ты же шаг в сторону сделал. Верст двадцать шли, весь день, а день-то тут в эту пору с гулькин нос. Так и пришли ночью. В бараки деревянные расселись, на­ ры, столы— вдоль, даже умывальники есть. Там, в Волошке, снегом умывались. Тут пункт Каргопольлага. Заключенные лес пилят, кряжуют. Уголовников нет, одни политические, работяги-люди, только остро­ гами в воблу превращенные. Среди нас есть инженеры, врачи, учителя, металлурги, лет­ чики, колхозники — словом, всякие умные люди. Им предстоит пилить тайгу. Зона вокруг этих десяти бараков ветхая, тын какой^о, зимой его перенесло — чуть вершинки из сугробов торчат. На углах вышки, стрелки на них в тулупах бацают. Снег в тайге заменяет кандалы: он по пояс и рыхлый, без лыж далеко не уйдешь. Вот татарин Шайгарданов убежал, поймали его, изувечили, на всю жизнь калекой сде­ лали. На единственной отсюда дороге в Волошку стоит избушка, в ней пост, никто не пройдет. На деляну ходим без охраны: посчитают утром побригадно, выйдем за ворота, даже дико становится — за нами нет стрелка! Версты две туда топаем, дорога рыхлая, на-