Сибирские огни, 1989, № 3
Вадим действительно попался сразу. Он, по приезде с завода, хотел на дру гой же день начистоту выложить все заве дующему материальным складом, подгото вить того, но Галина утром, за завтраком, осунувшаяся, плохо выспавшаяся, взялась обрабатывать его. — Очумел, что ли?! — гремела она чаш ками, ложками.— Получится, что ты будто б втягиваешь человека в аферу. И кого!.. Завскладом, бодренький, скользкенький старикашка, на самом деле не мог не на стораживать. Он хоть и ни на чем ни разу не погорел, но все равно было в нем что-то такое, от чего Вадим не совсем доверял ему. На любой вопрос заведующий скла дом начинал так много и так сумбурно го ворить, что Вадим, вконец запутавшись в объяснениях, не находил ничего лучшего, как направить того разбираться в бухгал терию. — Поступила краска цинковая, сухая у нас есть, ничего,— валил старикашка обыч но все в кучу.— А у угольщиков не было сиккатива... Я тогда спросил Чуладзе... им не надо... А тут оранжевая нашлась, луч ше... Владимир Александрович выписал, по года стояла хорошая, чего тянуть... Это та, синяя, неделю прилипает... А они теперь снова с белилами, хоть роди... И вид у него всегда был точно оправды вающийся: смотрел прямо в глаза, но как- то через силу, почти таращился, часто мор гал, губы его беспрестанно двигались — даже когда он молчал. Было за ним и еще одно, что совершен но выводило Вадима из себя: тот словно по забывчивости, от случая к случаю, упо минал про то, как Вадим возил к себе на дачу ящики со склада. — Ну еще тогда, когда вы строились, ма териалы у меня брали... — Я не б р а л— а выписывал, как все,— багровел Вадим. — Ну ты... елки зеленые,— всякий раз шлепал себя по лоснящимся брезентовым штанам старикашка.— Ну не так сказал, из виняйте... Галина советовала Вадиму преждевре менно не высовываться, дождаться, когда болванки поступят с завода. — Поахай тогда вместе с кладовщиком, — наставляла она,— обругай на чем свет стоит заводчан, пообещай разобраться,— но заставь все же оприходовать заготовки шестернями. Кладовщику-то: он знает, что ты в курсе, будет выдавать их — и все сой дет само собой. В случае чего: забыл, мол, связаться с заводом, закрутился... Галина у себя на службе прошла хоро шую выучку, на ее уроки можно было по ложиться. Но тут подвел завод — поспе шил, пожадничал: вначале выставил счета на заявку — точно директор проверял Ва дима, прощупывал почву. А когда счета оп латили, поставили шестерни кладовщику на подотчет,— недели через две подкати ли и болванки... — Смотрите, что делается?! — скрипя дверными косяками, втиснулась в кабинет к Вадиму главбух, женщина полная, эмоци ональная, сунув ему на стол фактуры и счета.— Охамели!.. Совести совсем уже не имеют!.. Вадиму бы сдержаться, дать ей возмож ность спустить пар, а потом попытаться объяснить все, но он неосторожно сказал: — Ну и слава богу, что хоть болванки вы слали... У них там, знаете, такое положе ние... — К ак?!— даже перехватило дыхание у главбуха.— И вы их еще выгораживаете?! Она каким-то сверхчутьем угадала, что Ва дим к этому делу причастен,— и тут уж свернуть ее стало невозможно. — Нет! — гневно, до побеления поджи мала она губы.— Я завтра же опротестую их счета! Так и знайте! Такого козыря она, чувствовалось, ждала давно, с той самой своей квартирной эпо пеи. Эпопея была, в общем-то, обычная: у нее собрался жениться сын-студент, и она по дала в постройком заявление на расшире ние жилплощади. А так как жила она с мужем и сыном в двухкомнатной квартире и никто, конечно же, заявление ее рас сматривать не стал бы, то спешно провер нула такую операцию: взяла да и разве лась с мужем, закрепив за собой и сыном комнатку в двенадцать квадратных метров. На квартиру ходила комиссия постройкома, и комиссия после доложила Вадиму; — Семья как была, так и осталась. Все эти разводы — липа! Главбух приходила к нему в слезах, уве ряла, что не спит с мужем по меньшей ме ре год, умоляла помочь — к тому же, и будущая сноха вроде бы была уже бере менной. «Действительно,— искренно сострадал ей Вадим.— Что же это за жизнь такая: ра ди естественного права жить в нормальных условиях человеку приходится изворачи ваться, подличать!..» Однако сделать что-нибудь для нее не сумел; восстал весь постройком. Но обиду главбух затаила только на него — и сегод ня Вадим как бы попадал ей в лапы. — Я не позволю никому обжуливать го суд арство!— колыхаясь всем своим тучным телом, потрясала она перед ним бумагами. — Так и знайте!.. Вадим позвонил директору завода: — Как быть? Мы попались... — Ваше дело,— будто совсем посторон ний ответил тот.— Решайте со своим кад ром сами, если вам шкура дорога... И если вы человек порядочный... Шкура была, кажется, не дорога. Послед ние дни так вымотали Вадима, что он был бы рад и суду, и чему угодно,— лишь бы сбросить с души этот груз сделки. Тем бо лее что заготовки уже лежали на стелла жах склада и никто теперь их не заберет. Держало одно: сейчас он, хочешь не хо чешь, подвел бы и второго человека, ди ректора завода. Вадим пригласил к себе председателя постройкома — управленческого кадрови ка, давнего своего приятеля. Председатель слыл, и не без основания, неподкупным и самоотверженным: язвен ник, совсем иссохший и скрюченный, он дважды отдавал свои путевки в Ессентуки другим работникам— лишь бы никто не упрекнул его: вот-де для себя так где-то вырвал лечение! В последний раз вообще путевку для него доставал Вадим, но пред седатель и тут, уже с билетами на руках,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2