Сибирские огни, 1989, № 2

дело. То и утешает, что и он кому-то полезен, жалко, нету рядом Киша, он понял бы и пошел вместе... Кое-кто говорил: — Не держись с ним одной борозды, странный какой-то, все норовит выскочить, забежать вперед, бунтарства в нем много, сгинет через него и других за собою потянет. И сам сгинет без пользы, и ты вместе с ним, если что... Сначала было обидно, о какой пользе толкуют, иль в смерти ее тоже можно сыскать? Но вскорости понял, можно... Хоть и несвычно, и холо­ дом веет от этой мысли, все ж и сам пришел к тому же: можно... Пере­ стал говорить с Христей про дела, и это было не так-то просто, тянуло к Кишу, хотелось слушать его, и соглашаться с ним, и спорить, про все за­ бывая. А когда он пропал неизвестно где, впрямь ли сгинул, иль по сию пору лежит побитый, утесненно сделалось на сердце, и даже та правда, которой служил, потускнела, сказал об этом, не утаивая, и про то сказал, захлестнувшее и сделавшееся посильнее всего другого: — Уж не через меня ли погиб мой артельный товарищ?.. Может статься, не отвернись я, пойми его душу, и ничего не случилось бы. А нынче наверняка случилось... Выслушали, сказали с суровостью в голосе: — Теперь не время скулить. Когда победим, тогда и разберемся, и каждому воздадим! А ему не хотелось ждать и, нередко, таясь от товарищей и вовсе без нужды, шел на улицу и все искал Христю, искал... Когда узнали про эти его хождения, велели прекратить их, говоря, что нынче не это нужно, другое, сказал с грустью: — Все так... Однако ж от частого употребления и правда тускнеет. Он не нашел Киша и страдал, но даже Мария не знала о причине его неупокоя и думала, что это от усталости, от невозможности одолеть все то, что нынче стоит перед ним, насторожась, и в любую минуту готовое и его тоже смять, раздавить. Да, Сафьян страдал, но даже и тогда исправ­ но исполнял все, что доверено ему было, не смущаясь тем, что каждую минуту его может настигнуть смерть. И не потому, что не боялся ее, а как-то уверовал в то, что она не настигнет. Имел в характере и такое; коль скоро прикипит к чему сердце, то накрепко, не сдвинешь с места. Но случалось и ему сомневаться, терзать себя. Помнится, решили това­ рищи, что и Студенников враг, причем более сильный и умный, чем все прочие, которых за версту видно. — Да так ли?.. — спросил с недоумением. — Иль Мефодий Игнатье­ вич не добрый человек? Говорили с ним долго, и он вроде бы согласился, все ж осталось сом­ нение, то сомнение и теперь с ним. Не хотел бы делить людей на тех и на этих, догадываясь, что зачастую не проведешь межи, которая пролегла бы по правде. Случалось, что и сдвигалась с места, и тогда попробуй раз­ берись, кто есть кто?.. В такие минуты, когда накатывало сомнение, по­ долгу не выходил из дому, сидел у окна, держал на руках сына и говорил ему про что-то, а порою, забывшись, и про свои сомнения, и чудилось, будто сын понимает и согласно кивает, но это, конечно, было не так, тем не менее он подавлял в себе это, осознанное, и радовался: — Соображает!.. Мария не раз слышала про его сомнения, подчас говорила, смущаясь: — Ушел бы ты от них ото всех. Зачем тебе?.. Он смотрел на нее, словно бы не догадываясь, про что она, начисто отошедшая от всего, что лежало по другую от ее жизни сторону, знаю­ щая только про свою семью, которая единственно и дарует ей радость, говорил негромко и с какою-то даже обреченностью в голосе, которую Мария замечала не раз и пыталась понять, но так и не сумела: — От жизни не уйдешь, не спрячешься. Она всегда рядом, крутит, вертит, велит подчас поступать так, как ты и не желал бы, вчерашних друзей вдруг сделает врагами, и врагов друзьями...