Сибирские огни, 1989, № 2

унижения Христи, тогда в нем это появится. Неисповедимы пути господ­ ни, кто ж знал, что закуражится Киш, находясь в шаге от смерти? Но вот взял и закуражился, будто не понимает, что после этого последует. И все же Лохов неделю-другую медлил, велел Назарычу держать Киша в строгости и почаще сказывать про его, хозяйскую, волю. А сам это вре­ мя про одно и думал: покорится Христя, нет ли?.. Странное что-то... Ночью стал плохо спать, проснется, скажет зло: — Ты раб... Ты... А я хозяин. Хочу — помилую, хочу — казню. Покорись!.. Но сейчас же виделись глаза Киша, и тогда зарывался в одеяло с го­ ловою, дрожал, как в ознобе. Не жизнь, а черт-те что, извелся, а все ж отступить не умел... Однажды приехал в зимовейку, чтоб еще раз погово­ рить с Христей, увидеть, наконец-то, в его глазах страх, тогда б утешил­ ся и, может, отпустил бы на все четыре стороны. Но лишь посмотрел в исхудалое, с упрямо натянутыми жилочками, лицо и закричал: — Сдохнешь, собака!.. Киш поднялся с лежанки, но слаб еще был, закачался, как трава- мурава на ветру, опустился на пол, попросил устало: — Белье чистое дайте, варнаки!.. — Вот тебе белье! Вот!..— снова закричал Лохов и ударил Киша ногою в живот. Христя охнул, повалился на бок, а Филимон выбежал из зимовейки, крикнул Назарычу: — Кончай!.. Христя видел руки Назарыча, большие и сильные, знал, вот и кон­ чились его дни на этой земле, не больно-то ласковые к нему дни, пони­ мал, что не сумеет защитить себя, а все ж сделал над собою усилие и поднялся с земляного пола. Назарыч подходил все ближе, ближе... Ах, если б не мучительная боль в ране, которая, кажется, снова открылась, если б не слабость во всем теле!.. Но Назарыч вдруг остановился, при­ метил в глазах у Христи суровое что-то, гневное, не осмелился подсту­ пить к нему, слабому, беспомощному, и с лихорадочною поспешностью вытащил из кармана курмушки старый, с обожженною деревянною ру­ кояткою наган и выстрелил. Раз, другой... Падая, Христя видел землю, большую и теплую, но так и не согревшую его, а еще видел ту, быть мо­ жет, единственную в его жизни женщину, о которой помнил, смотрела на него и плакала, сделалось и вовсе горько, сказал с обидою: — Почему я оставляю тебя одну на этой земле? Кто ответит мне, почему?.. Но нет, он ничего не сказал, подумал, что сказал, а через мгновение уже и не помнил об этом, что-то случилось с ним, с его телом, большим и так скоро холодеющим, с памятью, которая вдруг натянулась, как стру­ на, силясь о чем-то поведать ему, но, видать, не под силу ей нынче это, всего-то прозвенела негромко и, будто угодив в жаркую печь, рассыпа­ лась, сделалась пылью... Назарыч, пошатываясь, вышел из зимовейки. — Ты зачем стрелял? — испуганно спросил Лохов.— Иль нельзя без этого... без шума?.. — А ты бы сам попытался, хозяин,— холодно ответил Назарыч.— Глазища-то у него... тьфу, тьфу... окаянные, стронутые с круга.— Глянул на Филимона холодно. — А чё дальше-то? Куды его теперича?.. — В овраг... Саженях в десяти отсель овраг... Туда и сбросим. Кто станет искать? Так и сделали, а потом шли по лесу, стараясь не глядеть друг на дру­ га, но вдруг на лицо Назарыча тень набежала, гибкая, злая, сказал: — А ты, хозяин, тово... Коль чё надумаешь?.. Гляди!.. Я и тебя поре­ шу... Мне чё?.. Дело свое знаю. — Об чем ты? Об чем?!.. — со страхом воскликнул Лохов, но тут же и поморщился. «Словно бы на одну доску норовлю встать с ним... с убив­ цем»,— подумал с досадою, но сказать что-либо поопасался. Так теперь они и станут жить, один подле одного, эти два чуждых друг другу человека, не смея сказать, что случилось с ними однажды на