Сибирские огни, 1989, № 2

Знать, неумел в деле, несноровист,— слыхал не из чужих уст: на соб­ ственном горбу испытал. Лохов в ряду других — не последний, к тому ж рука у него в конторе, на пару с Иконниковым гребут «денежку» и хозя­ ина за нос водят, должно, обчистят скоро, неладное что-то с ним, как в уме повредился: то у любушки на виду у честного народа сиживал дол­ гие часы, то по рабочему поселку бродил, неведомо что иша, а то в тайгу шел и шастал будто тать... Стронулся с привычного круга человек! Но да ладно, хозяйская забота — не мужичья, не про то надобно думать в пер­ вую голову. С неделю назад слух разнесся; лихие людишки, что работали под землею, на расчистке тоннеля, повязали конвой и кинулись к станции, кутерьма там теперь... А на расчистке дружки-приятели Христи. Услы­ хал, побежал на станцию, и впрямь — кутерьма, народу не приведи сколь: тут и рабочие, и солдаты, и другой, незнакомый Кишу люд, и все страшные, обросшие дурным волосом, изголодавшиеся... А начальства не видать, попрятались, поди, со страху. На путях вагон стоял, и надпись на нем строгая, по всему, оружие в том вагоне, но солдаты о другом кричат: — Генералы у нас дрянь! Продались японцу. А царь-батюшка замес- то пушек шлет иконки. Нешто станешь воевать имя?.. Христя чувствовал себя в разгоряченной толпе как рыба в воде, тоже шумел об чем-то, и сладостно было на душе, и волнительно, чувство еди­ нения с людьми росло, ширилось, захлестывало. Славное чувство! Ах, как хорошо, оказывается, знать, что вокруг тебя люди, и они думают о том же, о чем и ты, болеют теми же болями. — Братцы! Родные мои!..— кричал Киш, и слезы бежали по щекам, и он долго не замечал этого, когда ж во рту появился солоноватый прив­ кус, с легким, ни к чему не обязывающим недоумением провел по лицу жесткой ладонью и опять закричал... Он плохо помнил себя в те минуты, но до последнего дня своего ста­ нет вспоминать их как самое дорогое, что было в жизни. Сказал кто-то: — Братцы, а ить в вагоне хлебушко. С Дону вагон-то. Нутром чую, хлебушко!.. Надвинулась толпа на мужичка, недолго смотрела на него, веселая, метнулась к вагону, и не шесть рук, не десять, а сотни, темных и потных, жадных на потеху, нетерпеливых, еще недавно державших винтовку, а ныне списанных по ранению и в ту же минуту позабытых, потянулись к вагонной дверке, сорвали замок и, теснясь, полезли в черное и жаркое, из дюжей доски, нутро. Но скоро отхлынули со смущением. — Братцы, а ить в вагоне-то иконки... И Спасителя, и Богоматери... Заробели солдаты, припухшие с голоду, уж давно извлечены из ран­ цев последние припасы, а начальство про то ни сном, ни духом не ведает, не подсобит, памятуя, что народ русский добрый, поделится с защитни­ ком Отечества жалкою краюхою, и тот доберется до родного дома. А до­ берется ли?.. Нынче и на «железке» не сладко, и тут мрут люди на казен­ ных харчах, а что до других мест, там и вовсе худо. Заробели, но скоро одолели в себе неладное, отошли в сторону, сму­ щенные. Бывало, что вместо пушек слали иконки, но чтоб вместо хлебуш­ ка — иконки, про то и в Порт-Артуре не слыхали. А поднадзорные государевы — вольные птахи, не повязанные конво­ ем — по-прежнему шумели и бесновались, охапками выгребали из ваго­ на иконки и раздавали встречному-поперечному: бери, голубок, прячь в свой мешок!.. И Христя с этими, ошалевшими от свободы, носился, как угорелый, по платформе и размахивал иконками. Все минута не хозяй­ ская — своя, что хочу, то и делаю. Но вдруг увидели у станционных строений цепь солдатскую, натяну­ тую, как бельевая веревка, а чуть в стороне от нее жандармского офице­ рика, где-то встречался с ним Христя, а где, не вспомнит сразу... Но вот и вспомнил; приходил с жандармами, газетками интересовался, выпыты­ вал, читаете ли чего?.. Крыжановскнй, кажется. Хозяин в ту пору ока