Сибирские огни, 1989, № 2

голове мысль: а что же это такое наша, священнослужителей, вера приме­ нительно к людям?.. И не зря встал перед ним этот вопрос: с малых лет, осознав себя личностью, недоумевал, когда видел, что ламы чаще дают людям от веры что-то одно, а себе оставляют другое, словно бы держат в тайне всю мудрость, которая накоплена веками, предоставляя людям лишь возможность думать, что и они причастны к ней. А на самом деле это не так: верующие принимают лишь внешнее истолкование установле­ ний, не имея возможности вникнуть в их суть. ....и,.... Он говорил об этом с хувараками, с ламами, и поначалу это воспри­ нималось ими как нечто естественное, пытались объяснить, отчего посту­ пают так, говоря о слабости человека, живущего мирскою жизнью, о не­ обходимости держать его в неведении; чем большее уважение человек станет испытывать к ним, священнослужителям, тем сильнее будет его стремление к очищению души. Но это объяснение не устраивало Баль- жийпина, и он опять шел со своими вопросами к ламам и хуваракам. Однако же те по минованию времени решили, что беспокойство, столь ярко отличающее молодого монаха от остальной братии, есть проявле­ ние неверия. И жизнь в дальнейшем сделалась невыносимою, и все же он терпел, полагая, что только теперь ступил на путь истинного очище­ ния, прошел все ступени этого очищения, но, когда, худой и изможден­ ный, снова увидел над головою яркое забайкальское солнце, почувство­ вал прежнее беспокойство, которое уже не покидало его. Так он и жил, один среди священнослужителей, уже не смея сказать о тревоге, про которую только и забывал, когда спускался в подземные коридоры дацана, где хранились старинные книги. Он думал, что ламы прячут от людей мудрость веры, и хотел бы от­ крыть ее для всех, но, странное дело, очутившись среди жителей степей, не мог сделать этого. И оттого тревога, которую носил в сердце, стала еще больще. Утекла мудрость веры, как песок сквозь пальцы. Подолгу размыщлял, что сталось с нею? Может, она покидает человека, стоит то­ му оставить пределы дацана? А может, я сам поменялся, и она не хочет довериться мне и ускользает?.. Он так и не сумел ответить, а скоро за­ нялся лекарскою работою, которая не оставляла времени на размыщле- ния. На прошлой неделе очутился на перроне, уж и не помнит, что приве­ ло сюда, скорее, странное, почти болезненное стремление увидеть изму­ ченных, исстрадавшихся на войне людей, скорее именно это... Замечал за собою и прежде: нестерпимо тянуло все из ряда вон выходящее, будь то страдание или радость, все, что находилось по ту сторону нирваны; глядел, случалось, и сам мучался, а потом возникало чувство, словно бы очищался через это мучение, и на душе делалось светлее. На перроне солдата встретил, кавалера георгиевского, тот смотрел на него недобро, держа правую руку на марлевой, почерневшей от крови и грязи, повязке. Хотел отойти, но трудно было сделать хотя бы шаг в сто­ рону. Стоял и глядел на солдата, но не в глаза ему, что-то мешало, а чуть повыше, на черный, с глубокими и рваными морщинами лоб. Долго ли это длилось, кто знает, но только чувствовал, что силы возвращаются, хотя солдат и продолжал неприязненно смотреть на него. Вздохнул, плотнее запахнул полы халата и пошел... И тут услышал крик, яростный,' истошный, а может, не крик, а что-то другое, остро напомнившее про­ щальный клич умирающего изюбра. Видел однажды — выбежал на по­ лянку лесной зверь, а спустя немного еще один, потом появилась матка, изюбриха, вяло глянула на этих, двоих, уже изготовившихся к битве, и равнодушно отошла в сторону. Бальжийпин стоял за тальниковыми кустами, и отсюда, из своего скрадка, смотрел... Недолго стояли лесные .красавцы, кинулись, опустив рога, друг на друга, и — закипела битва: ■комья ьземли из-под зверьих ног упадали далеко окрест, и на том месте, гдегсошлись изюбры,' поднялась едва ль не до самого неба густая рыжая ш^ль; А когда пыль'осела, Бальжийпин увидел сначала тягучие капли жрови на-бледной,'нссиня'4желУой-тьр'а!&е;*аь!уж потом те»; двоих:'нУбедив- :шпй стоял подле матки, и не было в помутневшихнУЛйзах торбМеОтва; 60