Сибирские огни, 1989, № 2
Солдатику подал щедро, так что у Иконникова, а он находился в кон торе, лицо поменялось, и уж не только удивление в нем, а и опаска. Уж не подумал ли, что зачинщик делу, старший компаньон умом тронулся?.. Но Мефодий Игнатьевич сказал: — Я в своем уме. Но больно мне глядеть на вселенский разор. Что-то случилось с Россиею, ужасное что-то, она словно бы потеряла себя и те перь, растерянная и ничего не помнящая, заблудилась меж двух сосен и не выберется из тупика. Поначалу я старался не замечать этого и по искони въевшейся в душу русского человека привычке бодро говорил: э, беды-то... Перемелется — мука будет!.. Но потом понял, не перемелется, уж и в простолюдине утратилось чувство уважения к власти, ко всем, кто стоит наверху, и о работе думают в последнюю голову, и все шепчутся чего-то, шепчутся... — Вылавливать надо шептунов,— зло сказал Иконников.— И водво рять за решетку. Там не очень-то нашепчутся. — Ну, сразу и вылавливать,— поморщился Мефодий Игнатьевич.— Да и не управишься со всеми. Много их... То и волновало, о чем говорил. Но кое-что и при себе держал, ста раясь не обидеть человека, которого раньше считал деталью, необходи мой в домашней обстановке, хотя мог бы и сказать, что тот стал едва ли не первою причиною его душевной смуты, когда вдруг захотел самостоя тельного дела. Верно что, первою, однако ж не такою важною и с нею можно было бы сладить, когда б не появились иные, куда более сильные причины. Всю жизнь думал, что работает не только для себя, хотя и про свой интерес не считал вправе забывать, но мало-помалу из людских суждений, порою бестолковых и мало что значащих, понял, что это не так, и его дело, если кому-то и надобно, то лишь от невозможности за няться чем еще. Впрочем, и теперь оставались люди, которые верили в его предназначение, но с каждым днем их становилось все меньше. И Мефодий Игнатьевич почувствовал, что скоро их не станет совершен но. А когда это случится, дело его неизбежно развалится. — Скучно мне, Иконников, обидно. Я все время считал, что приношу благо, и люди знают про это, и уважают. Но, как выяснилось, ничего по добного, и отношение ко мне примерно такое же, как и ко всем этим те перешним подрядчикам, которые только и думают, как бы урвать по больше. Впрочем, и ты, Иконников, кажется, из одного с ними ряда. Он едва ли не впервые заговорил со стариком на «ты», и не заметил этого. — Не отрицаю. И по-другому не мыслю себя в деле. Уверен, что де ло и нравственные принципы — суть понятия, исключающие друг друга. И потому, когда я прихожу в контору, стараюсь тотчас забыть обо всем, а помнить лишь о деле. — Странно. Все, что произошло с тобою, странно. Скажи мне раньше про это, никогда бы не поверил. Честное слово!.. Я всегда думал, что в душе ты презираешь нас, дворян поневоле, хоть и ешь наш хлеб. А ты вдруг ни с того ни с сего решил заняться не свойственным твоему классу делом. — Отчего же не свойственным?..Это вам просто кажется. Впрочем, вы и сами как-то говорили, что все в России нынче пошлокувырком и уж нету отличий между сословиями, которые были прежде. — Разве? Не помню... — А знаете, мне нравится делать деньги. Прекрасное занятие! Чувст вуешь такой азарт, как будто ты на охоте. Мефодий Игнатьевич поморщился, а не найдя, что сказать, ушел, но через неделю снова вернулся к этому разговору. Однако Иконников умело уклонился от него, сказал, что ем^ надо срочно ехать на; ба^кал^-^ ский лед, дело -того требует. И СтуДец;^икрв^'..все,, еще . ,Прёбыв 9 вщийр,-, ничегонеделань^,'*не сумел настоять н^,;;<;:Д0;§|у1нОн-словно!бы роб^л передл этим человеком, точнее, не перед ним самим, уже не молодым, со внеш- 57
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2