Сибирские огни, 1989, № 2

загремело во всех углах, стуча манерками и топорами об суковатое поле­ но: «Война... Война... Ужо покажем косоглазому япошке, а заодно и на­ шим приблудным людям, кто не желает проливать кровь за отечеству, кто мы есть такие...». Вспомнил кто-то в недобрый час, что у стариков живет баба из поселенок, видать, тоже противу царя-батюшки... Вспом­ нил, другим подсказал, ночью пришли, окружили избу, заорали: — Выходи, су-ка, судить станем!.. Сафьян велел старикам выйти, узнать, чего надобно пьяному люду?.. Пришли нескоро, перепуганные: — Избу хотят злыдни с места сдвинуть, коль баба не предстанет пе­ ред имя. Ужо и коней пригнали... Услышала Мария, задрожала, как палый лист на ветру. Сказал Сафьян, недобро улыбаясь: — Бог не выдаст, свинья не съест. Иди-ка во двор, дед. А мы тут погодим. Ушли старики. Вернулись, когда во дворе поутихло, сказала старуха: — А изба-то наша... тю, тю... выдюжила! И конною тягою из ее ничё не выдернули, ни бревнышка. А ить старались-то! Привязали к нижнему срубу веревку и как потянут... Я думала, все, пропали наши милые. И избы не станет, пойдем по миру... Ан нет! Умаялись токо приказные лю­ дишки и коней запарили. А толку — тьфу!.. Старикам хотелось знать, с чего приказной люд так невзлюбил Ма­ рию, бабу добрую и ласковую, на худое слово не падкую?.. Но попробуй узнай, когда Мария тотчас же и побледнела и лицо сделалось худое, стоило спросить... Отступили, а через день в лавке у приказчика узнали. — А ну ее,— сказал приказчик легко.— Поселенка. С бунтовщиками одного корню. В том и повинна перед людьми, что поселенка... Старикам это не по нраву, сказали б: а что ж, коль поселенка, то и не баба?.. Но не посмели сказать, ушли, а на сердце все ж облегчение. Уж они-то думали черт-те что!.. Сафьян нынче поближе от дому, на лед Байкала рельсы настеливает. Не задерживается после урока, сразу в избу, к Марии... Она вроде б выздоровела, а все ж пугается чего-то, смущается, вдруг задумается н смотрит грустным взглядом на Сафьяна. Спрашивал у нее: — Ну, чего ты, милая?.. Не умела ответить, порою начинала плакать, и тогда он подолгу сидел подле нее и уговаривал. Мария мало что могла по хозяйству, хотя норовила подсобить стари­ кам. И те дивились ее неумелости, а потом решили, что она, видать, очу­ тившись в лютом огне, про дело свое забыла, да и руки ул<е не те... вон как потемнели, ссадины всюду, рубцы... Повздыхав, старики стали обучать постоялицу, как подсесть под ко­ рову, чтоб подоить, да с какого боку зайти, чтоб не брыкалась, да как держать молоко в подполе, а потом сымать пенку... И Мария с удоволь­ ствием исполняла все, что велели, и радовалась, когда у нее получалось. Не будь стариков, и вовсе бы заскучала и не знала б, куда деть себя. И те догадывались про это и норовили всякий раз, когда в глазах у нее появлялось грустное, тревожащее, занять делом. Ко двору пришлась Мария, и старики не раз говорили об этом Сафьяну, случалось, удивля­ лись: И когда ты успел сходить с ею под венец?.. Наши-то, с-под Доро- нинску, бают, своих никак не забудешь... Отчего ж стану забывать?..— отвечал Крашенинников и виновато улыбался. Старики желали думать, что он ходил с Марнею под венец, и сама Мария по-другому не думала и, в конце концов, он поверил, что так бы- ло, и дрлько он отчего-то. запамятовал. Рядом с женщиною, которая сде­ лалась родною, Сафьян приучил себя принимать жизнь не только с ее реальной стороны, а видетц и. "^о, мтомИОДВластно лишь 1ви.утреннемуызре- нию, а может, и вообще ничему'Це) подвластно и бродитаисреди ' Л'йЭДей 50