Сибирские огни, 1989, № 2

байкальской железной дороге и вызвал немалый переполох: железнодо­ рожный батальон был снят с рабочего места и растекся тонким, зелено­ вато-синим ручейком вдоль «железки». В те дни сказал Лохов, слегка заикаясь (с недавних пор это у него, в артели решили, что перепугался мужик вусмерть после исчезновения рядчика. Памятка, значит, с тех пор... Крепкая памятка!): — Дур-р-ной был человек унтер-р, дур-р-ной смер-ртью и помер-р... Эти слова на недолгое время сблизили его с людьми, вдруг подумали, что не запамятовал еще, откуда вышел в «господина рядчика». Но потом все стало на свои места, не захотел Лохов испытывать свою память и дальше, и, когда кто-то слишжом горячо поддерживал его, обрывал строго: — Буд-дет ч-чесать я-языком-то! А скоро в артели газетка появилась, тонкая, на папиросной бумаге. «Искра»... Кто ее принес тайком от рядчика? Пожалуй, Крашенинников, он нынче живет не в бараке и с людьми нездешними знается. Слыхать, умные головы! Может, и так... В газетке про унтера сказано: жесток был с рабочими, за то и пост­ радал. И разное другое про жизнь на «железке». И, главное дело, все по уму да по совести, без вранья. Сказано, люди спят на сырой земле вплоть до заморозков. Верно что. У пришлых крыши над головой нету. А кто их пустит к себе, грязных, завшивевших?.. Еще сказано, что людей трясет лихоманка, и баня у колесовщика далеко от «железки», в трех верстах от Байкала. Все так. Пока до нее дойдешь, семь потов прольешь. Кое-кто и вовсе не желает туда ходить по причине усталости от урока. Есть и про другое... Будто де один рабочий, обессилев от болезней, упал на заледенелую землю. А его не хватились, думали, сбежал с «железки». А по весне, когда лед стаял, отыскали несчастного. Было ли такое? Конечно... И про страсти почище слыхали! Тяжело работному люду на «железке». К примеру, у Бонди. Жаден сей подряд­ чик, изворотлив, страсть! Черт те что записывает в расчетные книжки! Глянешь в них и диву даешься: получается, к примеру, один человек за месяц искуривает иигарочной бумаги, которой хватило бы на целый взвод! А сколько там наворочено про лапти да вареги! А еще про поскон­ ную одежду! На все это иную деревню одеть-обуть можно. Тяжко мужику у Бонди: что заработаешь, то и отдашь... И у другого какого подрядчика не лучше. Нет уж, что ни говорите, а Студе11ииков — хозяин не из последних, хоть и не понимает людскую нужду, для него она тайна за семью печатями, без пути не обидит. Не зря, поди, к нему тянутся рабочие, норовят оказаться под его рукою. Но ведь всех-то не возьмешь! Впрочем, и у Студенникова в иные дни бывает голодно, по неделям, случается, ешь горлодер. А то вдруг мясо окажется с гниль­ цою... И загалдят тогда, и заругаются. Правда, все больше купцу из ино­ родцев, он поставляет мясо, Бадмаеву, перепадает, а уж Мефодия Иг­ натьевича и в эту пору мало кто тронет тугим и ядреным, как ременная плеть, словом. И не то, чтобы опасаются гнева подрядчика, не верят, что хозяин способен на худое. Правда, в последнее время что-то пошатну­ лось в этой вере, сдвинулось с твердого прикола, закачалось... Но и тут есть объяснение. Слыхать, новенький-то, Иконников-то, и к хозяину по­ добрался, стянул крепкой веревкою его волю. Жаль! Пропадет человек ни за грош. В народе издавна говорится: у того и дела долгие, кто волею своею живет. Но тут уж ничего не поделаешь. Мефодий Игнатьевич не свой брат, ему не подскажешь. Эти мысли часто занимают артельных мужиков, не минуют они и Христю. А вот Сафьян от них далек, порою и скажет: — Да вы чё?.. Иль вовсе ума лишились? Иль подрядчик доводится вам сватом, чтоб за него ломать голову?.. . .. 1. ;:. Удивятся мужики, покрутят башкою, не найдуд'['чтб о'г0ё1'й'Рь>'"‘ьЯ'’'19Ь Крашенинников жил.там)';н<е(..уг-ЕтаришЕЕнз-нод 'Дороьдинска,!:в ■избе ветШаяой, но:'ддажой еще,га^ кюннвйфяидао.вдйрастаскаешъ. . Прсгбовали. Пррна’зной люднеызлой, натурное дела/'/надкий, в.первый -же день, как