Сибирские огни, 1989, № 2

Страха перед двойником не было на этот раз. Моментально решил его уничтожить. Топор от печки сам прыгнул в руки. Со всего размаха двойника по лицу. Насквозь — от правого глаза к мочке левого уха. А он, дурак, в последнюю секунду еще засмеялся, захохотал. Так с хо­ хотом и рассыпался по полу сверкающими кусками. Один враг уничтожен. Теперь стена. Напрасно воображают поставить его к ней. Расстрелять его никому не удастся. Он обманет всех. Пусть думают, что он раздевается, а он ее топором. Прорубит и убежит. Сзади в дверях бледное испуганное лицо матери. — Андрюша, Андрюша. Осыпалась штукатурка. Желтый бок бревна. Щепки летят. Еще и еще сильнее. Топор соскочил с топорища. Черт с ним. Зубы-то на что. Зубами, когтями прогрызет, процарапает и убежит. — Андрей Павлович, Андрей Павлович, что вы делаете? Кто это тянет его за плечи. Надо посмотреть. Может быть, двойник опять поднялся с полу. Не насмерть его значит убил. Срубов пристально смотрит в глаза маленькому коренастому черноусому человеку. Ага, квартирант Сорокин. Обывателиьлка, в собесе служит. Надо держать себя с достоинством, подальше от этой дряни. Гордо поднял голову: — Прошу, во-первых, не фамильярничать, не прикасаться ко мне грязными ручишками. Во-вторых, запомните, я коммунист и христиан­ ских имен, разных Андреев блаженных и Василиев первозванных или как там... Ну да, не признаю. Если вам угодно обращаться ко мне, то пожалуйста — мое имя Лимон... Отчего-то сразу устал. Голова кружится. Сил нет. Угорел, что ли? Проехаться бы на автомобиле за город. Пожалуй, надо попросить этого обывателишку. Оказывается, согласен, даже рад. И мать тоже тут, улыбается, головой кивает. — Прокатись, Андрюша, прокатись, родной. В прихожей разрешил надеть на себя пальто. На голову самое лег­ кое кепи. Чем легче, тем лучше. В дверях обернулся. Мать что-то плачет. Вся дрожит, трясется. — Мама, не забудь сегодня Юрику на завтрак котлетку... Ничего не ответила, плачет. Автомобиль двигался почему-то не бен­ зином, а конной тягой. Да и тащила его какая-то заморенная клячон­ ка. Ну, все равно. Главное, чтобы сидеть. И Сорокин ничего, можно да­ же поговорить с ним. — Сорокин, вы знаете, я ведь с механического завода. Рабочий. Двадцать четыре часа в сутки. Все-таки сидеть трудно. Может быть, можно лечь? Надо спросить. — Сорокин, кровать далеко? Я смертельно устал. Ну и тип этот Сорокин. Чурбан с глазами. Молчит. Плохой кава­ лер— за талию сгреб, как медведь. Из-за угла люди с оркестром, с развернутым красным знаменем. Ор­ кестр молчит. Резкий, четкий стук ног. В глазах Срубова красное знамя расплывается красным туманом. Стук ног — стук топоров на плотах (он никогда не забудет его). Срубо­ ву кажется, что он снова плывет по кровавой реке. Только не на плоту он. Он оторвался и щепьюй одинокой качается на волнах. А плоты ми­ мо, обгоняют его. Вдоль берегов многоэтажные корабли. Смешно немно­ го Срубову, что сотни едущих, работающих на них с плотными крас­ ными лицами, с надувшимися напряженными жилами поднимают к не­ бу длинные, длинные карандаши труб, чертят дымом каракульки на небесной голубой бумаге. Совсем дети. Те ведь всегда в тетрадках ка­ ракульки выводят. Туман зловонный над рекой. Нависли крутые каменные берега. Русалка с синими глазами, покачиваясь, плывет навстречу. На золо­ тистых волосах у нее красная коралловая диадема. Ведьма лохматая, полногрудая, широкозадая с ней рядом,- Леший толстый в черной шер­ сти по воде, как по земле, идет. Из воды руки, ноги, головы почернев­ шие, полуразложившиеся, как коряги, как пни, волосы женщин переп- 40