Сибирские огни, 1989, № 2

Следователь проводит рукой по черной щетине волос, начинает новый доклад. — Поставщиком оружия для организации являлся... — Этого как, товарищи? Кац опустил голову, полез в карман за носовым платком. Пепел сосредоточенно закурил. Моргунов задумчиво помешивал ложечкой в стакане чай. Казалось, что никто ничего не слышал. Срубов помолчал. Потом громко решительно сказал за всех: — Принято. Фамилии, фамилии, фамилии, чины, должности и звания. Один раз Моргунов возразил, стал доказывать: — По-моему, этот человек не виноват... Срубов его остановил решительно и злобно: — Ну, вы, миндаль сахарный, замолчите. Чека есть орудие классо­ в о й расправы. Поняли? Если расправы, так, значит, — не суд. Пер­ сональная ответственность для нас имеет значение безусловное, но не такое, как для обычного суда или Ревтрибунала. Для нас важнее всего социальное положение, классовая принадлежность. И только. Ян Пепел, энергично подняв сжатые кулаки, поддержал Срубова. — Революция — никакой философии. Расстрелять. Кац тоже высказался за расстрел и стал усиленно сморкаться. Срубов на огромной высоте. Страха, жестокости, непозволенного — нет. А разговоры о нравственном и безнравственном, моральном и аморальном — чепуха, предрассудки. Хотя для людишек-булавочек весь этот хлам необходим. Но ему, Срубову, к чему? Ему важно не до­ пустить восстания этих булавочек. Как, каким способом — безразлично. И одновременно Срубов думает, что это не так. Не все позволено. Есть границы всему. Но как не перейти ее? Как удержаться на ней? Бледнело лицо. Между бровей складки. Срубов не слушал доклад- чика-следователя. Думал, как остановиться на предельной точке доз­ воленного. И где она? На чем-то очень остром стоял одной ногой, дру­ гой и руками пытался сохранить равновесие. Удавалось с трудом. И только, кажется, уже к концу заседания обеими ногами стал устойчиво, твердо. Очень обрадовался, нашел способ удержаться на предель­ ной черте. Бее зависит, оказывается, от остроконечной, трехгранной пирамидки. Ее, конечно, присутствие и обнаружил у себя в мозгу. Она железной твердости и чистоты. Ее состав — исключительно крити­ кующие и контролирующие электроны. Улыбаясь, погладил себя по голо­ ве. Болосы прижал поплотнее к черепу, чтобы не выскочила драгоцен­ ная пирамидка. Успокоился. Под протоколом подписался первым. Четко, крупными кольцами с нажимом подписал Срубо, от «о» протянул тонкую ниточку и прикрепил ее к концу толстой дл-инной палки, заменившей букву «в». Вся под­ п и с ь -к у со к перекрученной деревянной стружки, нацепленной на кол. Члены коллегии на секунду замешкались. Каждый ждал, что кто-нибудь другой первый возьмет перо. Ян Пепел решительно схватил ручку Срубова. Против слова «Чле­ ны» быстро нацарапал — Ян Пепел. Срубов мрачно сдвинул брови. От белого листа протокола в лицо холод снежной ямы. Живому неприятно у могилы. Она чужая. Но она под ногами. Между фамилией последнего приговоренного и под­ писью Срубова — один сантиметр. Сантиметром выше — и он в числе смертников. Срубов даже подумал, что машинистка при переписке может ошибиться, поставить его в ряд с теми. А когда собрались расходиться, внимание привлек стриженый затылок Каца. Невольно пошутил: , — Какой у тебя, Ика, шикарный офицерский^ затылою^-г црутой, широкий. Не п р о м а х н е ш ь с я . - ' ' ^ ^ ‘ ’-б ' ^ ' Кац побледнел, нахмурился. Срубову неловко. Не рдядя друг на дру­ га, не простившись, вышли в коридор.