Сибирские огни, 1989, № 2

— Иначе не революция, а поповщина. Не террор, а пакостничанье. Опять взял карандащ. — Революция — это не то, что моя левая нога хочет. Революция... Черкнул карандашом. — Во-первых... И медленно, с расстановкой: — Ор-га-ни-зо-ван-ность. Помолчал. — Во-вторых... Опять черкнул. И также: — Пла-но-мер-ность, в-третьих... Порвал бумагу. — Ра-а-счет. Вышел из-за стола. Ходит по кабинету. Бородой направо, бородой налево. Жмет к стенам. И руками все поднимает с пола и кладет кир­ пич, другой, целый ряд. Вывел фундамент. Цементом его. Стены, кры­ шу, трубы. Корпус огромного завода. — Революция — завод механический. Каждой машине, каждому винтику свое. А стихия? Стихия — пар, не зажатый в котел, электричество, гро­ зой гуляющее по земле. Революция начинает свое поступательное движение с момента зах­ вата стихии в железные рамки порядка, целесообразности. Электричес­ тво тогда электричество, когда оно в стальной сетке проводов. Пар тог­ да пар, ьюгда он в котле. Завод заработал. В него. Ходит между машинами, тычет пальцами. — Вот наша. Чем работает? Гневом масс, организованным в целях самозащиты... Крепкими железными плиточками, одна к одной в головах слушате­ лей мысли Срубова. Кончил, остановился перед комендантом, сдвинул брови, постоял и совершенно твердо (голос не допускает возражений): — Сейчас же расстреляйте обоих. Его первого. Пусть она убедится. Чекисты с шумом сразу встали. Вышли, не оглядываясь, молча. Только Пепел обернулся в дверях и бросил твердо, как Срубов: — Это есть правильно. Революция — никакой филозофий. У Иванова голова на грудь. Раскрылся рот. Всегда ходил прямо, а тут закосолапил. Новодомская чуть вскрикнула. Лицо у нее из але­ бастра. Ничком на пол, без чувств. Срубов заметил ее рваные высокие теплые галоши (крысы изъели в подвале.) Взглянул на часы, потянулся, подошел к телефону, позвонил: — Мама, ты? Я иду домой. За последнее время Срубов стал бояться темноты. К его приходу мать зажгла огонь во всех комнатах. VIII Срубов видел диво — Белый и Красный ткали серую паутину будней. Его, Срубова, будней. Белый тянул паутину от учреждения к учреждению, от штаба к шта­ бу, клал узкие, крепкие петли вокруг былого трехэтажного каменного дома, стягивая концы в одно место, за город, в гнилой домишко кара­ ульщика губземотдельских огородов. Белый плел паутину ночами, по темным задворкам, по глухим переулкам, прятался от Красного, думал, что Красный не видит, не знает. Красный вил паутинную сетку параллельно сетке Белого — нить в нить, узел в узел, петлю в петлю, но концы стягивал в другое место — в белый трехэтажный каменный дом. Красный вил и днем и ночью, не прерывал работу ни на минуту. Прятался от Белого, был уверен, что Белый не видит, не знает.