Сибирские огни, 1989, № 2

а После допроса этого жидкоусого в душе брезгливая дрожь. Точно мокрицу раздавил. Следующий капитан-артиллерист. Открытое лицо, прямой, уверен­ ный взгляд расположили. Сразу заговорил. — Долго у белых служили? — С самого начала. — Артиллерист? — Артиллерист. — Вы под Ахлабинным не участвовали в бою? — Как же, был. — Это ваша батарея возле деревни в лесу стояла? — Моя. — Ха-ха-ха-ха!.. Срубов расстегивает френч, нижнюю рубашку. Капитан удивлен. 3 Срубов хохочет, оголяет правое плечо. — Смотрите, вот вы мне как залепили. ^ На плече три розовых глубоких рубца. Плечо ссохшееся: — Я под Ахлабинным ранен шрапнелью. Тогда комиссаром полка был. Капитан волнуется. Крутит длинные усы. Смотрит в пол. А Срубов ему совсем как старому знакомому. — Ничего, это в открытом бою. Долго не допрашивал. В списке разыскиваемых капитана не бы- ло. Подписал постановление об освобождении. Расставаясь, обменялись ^долгими, пристальными, простыми человечьими взглядами. Остался один, закурил, улыбнулся и на память в карманный блок­ нот записал фамилию капитана. А в соседней комнате возня. Заглушенный крик. Срубов прислу- 'шался. Крик снова. Кричащий рот — худая бочка. Жмут обручи паль- '/цы. Вода в щели. Между пальцев крик. Срубов в коридор. К двери. ДЕЖУРНЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ Заперто. Застучал, руки больно. Револьвером. — Товарищ Иванов, откройте! Взломаю. Не то выломал, не то Иванов открыл. 3 Черный турецкий диван. На нем подследственная Новодомская. Бе- ые, голые ноги. Белые клочкп кружев. Белое белье. И лицо. Уже об­ орок. А Иванов красный, мокро-потный. И через полчаса арестованный Иванов и Новодомская в кабинете Срубова. У левой стены рядом в креслах. Оба бледные. Глаза большие, черные. У правой на диване, на стульях все ответственные работники. Френчи, гимнастерки защитные, кожаные тужурки, брюки разноцвет- ные. И черные, и красные, и зеленые. Курили все. За дымом лица серые, мутные. а Срубов посередине за столом. В руке большой карандаш. Говорил а черкал. — Отчего не изнасиловать, если ее все равно расстреляют? Какой щблазн для рабьей душонки. Новодомской нехорошо. Холодные кожаные ручки сжала похоло- аевшими руками. — Позволено стрелять — позволено и насиловать. Все позволено... если каждый Иванов?.. Взглянул и направо и налево. Молчали все. Посасывали серые па- шроски. — Нет, не все позволено. Позволено то, что позволено. Сломал карандаш. С силой бросил на стол. Вскочил, выпятил лохма- •ую черную бороду.