Сибирские огни, 1989, № 2

и одно за другИхМ поплыли заявления о двух фунтах соли, фунте хлеба, полфунте сахару, десяти фунтах муки, трех гвоздях, пары подошв, дюжины иголок, которые кто-либо у кого-либо выменял, купил (тогда как теперь советская власть и разрешается все приоб­ ретать только по ордерам с соответствующими подписями, за пе­ чатью, с надлежащего разрешения). А если все это было получено по ордеру, то указывалось на незаконность выписки самого ордера, неправильность выдачи. Три-четыре дельных указания — контрразведчик скрывается под чужой фамилией, систематически расхищается пушнина со склада Губсовнархоза, каратель пролез в партию. И опять доброжелатели, зрячие, видящие, нейтральные, посторонние, независимые. В шорохе бумаги — угодливый шепоток. Они любили «довести до сведения кого следует». Они подобострастно брали Срубова за рукав, тащили его к своей спальне, показывали содержимое ночных горшков (мо­ жет быть, человек пьяный был и, может быть, доктора могут исследо­ вать и установить). Они трясли перед ним грязное белье свое, чу­ жое, своих родных, родственников, знакомых. Как мыши, они про­ никали в чужие погреба, подполья, кладовки, забирались в помойки.,И все время заискивающе улыбались или корчили рожи благородных блюстителей нравственности и все кивали головками и спрашивали: — А как, по-вашему, это? А как это? А? Ничего? Не попахивает контрреволюцией? А вот посмотрите сюда? А вот здесь подозритель­ но. Нет? А? В конце концов они спокойно отходили в сторону и равнодушно зая­ вляли, что это их не касается, что их нравственный долг только довес­ ти до сведения того, кому «ведать сие надлежит». Срубов наискось красным карандашом накладывал резолюции. Подписывался размашисто двумя буквами А. С. Рвал пакеты. Чи­ тал нетерпеливо, быстро, через строчку. На его имя приходили боль­ ше анонимки, пустячные мелкие заявления добровольных осведо­ мителей. Серьезные сведения, донесения секретных агентов — непос­ редственно в агентурное отделение товарищу Яну Пепелу. Срубов не кончил. Надоело. Встал. По кабинету крупными шага­ ми из угла в угол. Трубка потухла, а он грыз ее, тянул. Липкая грязь раздражала тело. Срубов передернул плечами. Расстегнул ворот гим­ настерки. Нижняя рубашка совершенно чистая. Вчера только надел после ванны. Все чистое и сам чистый. Но ощущение грязи не проходило. Дорогой письменный стол с роскошным мраморным чернильным прибором. Удобные богатые кресла. Новые обои на стенах. Холодная, сверкающая чванная чистота. И Срубову неловко в своем кабинете. Подошел к окну. По улице шли и ехали. Шли суетливые совработ- ники с портфелями, хозяйки с корзинами, разношерстные люди с мешками и без мешков. Ехали только люди с портфелями и люди с красными звездами на фуражках, на рукавах. Тащились между тро­ туарами дорогой с нагруженными санками советские кони-люди. Через всю эту движущуюся улицу от его кабинета тянулись сотни чутких нервов-проводов. У него сотни добровольных осведомителей, штат постоянных секретных агентов и вместе с каждым из них он подглядывает, подслушивает, хитрит. Он постоянно в курсе чу­ жих мыслей, намерений, поступков. Он спускается до интересов спекулянта, бандита, контрреволюционера. И туда, где люди напа­ костят, наносят грязь, обязан он протянуть свои руки и вычистить. В мозгу по букве вылезло и кривой лестницей вытянулось иностранное слово (они за последнее время вязалась к нему) а-с-с-е*н-и-з-а-т-о-р Срубов даже усмехнулся. Ассенизатор революции. Конечно, он с людьми дела почти не имел, только с отбросами. Они ведь произвели переоценку ценностей. Ценное раньше — теперь стало бесценным, ненужным. Там, где работали честно живые люди, ему нечего было делать. Его обязанность вылавливать в кроваво-мутной реке рево­ люции самую дряиь, сор, отбросы, предупреждать загрязнение, от- 20