Сибирские огни, 1989, № 2

ногах, тонких у щиколоток, ступала по теплой липкой слизи пола. Со­ ломин вел ее осторожно с лицом озабоченным. Другая — высокая блондинка. Распущенными волосами прикрылась до колен. Глаза у нее синие. Брови густые, темные. Она совсем дет­ ским голосом и немного заикаясь: — Если бы вы зн-знали, товарищи... жить, жить как хочется... И синевой глубокой на всех льет. Чекисты не поднимают револьве­ ры. У каждого глаза — угли. А от сердца к ногам ноющая, сладкая исто­ ма. Молчал комендант. Неподвижно стояли пятеро с закопченными револьверами. А глаза у всех неотрывно на нее. Стало тихо. Испарина капала с потолка. Об пол разбивалась с мягким стуком. Запах крови, парного мяса будил в Срубове звериное, земляное. Схватить, сжать эту синеглазую. Когтями, зубами впиться в нее. За­ хлебнуться в соленом красном угаре... Но Га, которую любил Срубов, ко­ торой сулил, была здесь же. (Хотя, конечно, какое бы то ни было про­ тивопоставление, сравнение Ее с синеглазой немыслимо, абсурдно.) А потому — решительно два шага вперед. Из кармана черный браунинг. И прямо между темных дуг бровей, в белый лоб никелированную пулю. Женщина всем телом осела вниз, вытянулась на полу. На лбу, на русых волосах змейкой закрутились кровавые кораллы. Срубов не опускал ру­ ки. Скачков — в висок. Полногрудая рядом без чувств. Над ней нагнул­ ся Соломин и толстой пулей сорвал крышку черепа с пышной прической. Браунинг в карман. Отошел назад. В темном конце подвала тру­ пы друг на друга лезли к потолку. Кровь от них в светлый конец ру­ чейками. Уставший Срубов видел целую красную реку. В дурманящем тумане все покраснело. Все, кроме трупов. Ге белые. На потолке крас­ ные лампы. Чекисты во всем красном. А в руках у них не револьверы — топоры. Трупы не падают — березы белоствольные валятся. Упруги те­ ла берез. Упорно сопротивляется в них жизнь. Рубят их-— они гнутся, трещат, долго не падают, а падая, хрустят со стоном. На земле дрожат умирающими сучьями. Сбрасывают чекисты белые бревна в красную реку. В реке вяжут в плоты. А сами рубят, рубят. Искры огненные от ударов. Окровавленными зубами пены грызет кирпичные берега красная река. Вереницей плывут белоствольные плоты. Каждый из пяти бре­ вен. На каждом пять чекистов. С плота на плот перепрыгивает Срубов, распоряжается, командует. А потом, когда ночь, измученная красной бессонницей, с красными воспаленными глазами, задрожала предутренней дрожью, кровавые волны реки зажглись ослепительным светом. Красная кровь вспыхнула сверкающей огненной лавой. И не пол трясся в лихорадке — земля ко­ лебалась. Извергаясь, грохотал вулкан. Грр-ах-ррр-ух-ррр. Размыты, разрушены стены подвала. Затоплены двор, улицы, го­ род. Жгучая лава льется и льется. На недосягаемую высоту выброшен Срубов огненными волнами. Слепит глаза светлый, сияющий простор. Но нет в сердце страха и колебаний. Твердо, с поднятой головой стоит Срубов в громе землетрясения, жадно вглядывается в даль. В голове только одна мысль — о Ней. II Бледной лихорадкой лихорадило луну. И от лихорадки, и от моро­ за дрожала луна мелкой дрожью. И дрожащей, прозрачно искристой дымкой вокруг нее ее дыхание. Над землей оно сгущалось облаками грязноватой ваты, на земле дымилась парным молоком. На дворе в молоке тумана рядами горбились зябко-синие снежные сугробы. В синем снегу, лохмотьями налипшем на подоконники, лох­ мотьями свисавшем с крыш, посинели промерзшие белые трехэтажные многоглазые стены.