Сибирские огни, 1989, № 2

терпретации П. Косенко, хочу заметить, что необходимо доказы вать такие основопола­ гающие утверждения, как: «Творчество Достоевского, несомненно, является худо­ жественным отражением развития револю­ ционного движения в России на разных ее этапах» или «Достоевский признавал един­ ственно великим и важнейшим для человека лишь один вопрос — вопрос о Л 1 ИЧНЮМ бес­ смертии». Сделана в книгах и интересная попытка осмыслить восприятие критикой романа «Идиот» и реакцию писателя на эту крити­ ку («Жизнь для жизни»). На нескольких ярких примерах П. Косенко показывает, что именно «Дневник писателя» был для Дос­ тоевского в последние годы его жизьви и литературной трибуной и способом обще­ ния с читателями («Неэвклидовы паралле­ ли »). Рассказ о работе Достоевского над «Дневником писателя» позволил П. Косенко коснуться важных тем: «Достоевский — ли­ тературный кр'итик и журналист», «Досто­ евский — философ», «Достоевский — по­ литик» и т. д. Касается автор и некоторых литературо­ ведческих проблем, в частности, предлага­ ет рассуждение о существовании «пробле­ мы прототипа» в применении .к творчеству Достоевского. У тверждая, что «психологи­ ческих законов, по которым впечатления от живых людей трансформировались у него в романные образы, мы не узнаем и вряд ли когда-нибудь узнаем», П. Косенко приходит к выводу, что «проблема прототипа» вовсе не так очевидна, как это порой каж ется,— во всяком случае, в применении к творчест­ ву Достоевского». Я не собираюсь доказы­ вать обратное, хочу .тишь заметить, что не только «проблема прототипа», но многие литературоведческие проблемы в примене­ нии к Достоевскому интересны лишь с точ­ ки зрения возможности постичь закономер­ ности его творчества. Искать прототипы литературных героев следует, на мой взгляд, лишь для того, чтобы лучше понять, как «сделано» художественное произведение. В ряде случаев такой анализ помогает разрешить некоторые вопросы биографии писателя. Пытаясь постичь психологию творчества, читатель сможет научиться лучше понимать не только сз'мого себя, но и других людей. И все же гла 1 Вное, на М’ой взгляд, о чем с.педует гоВ'Орить, обращ аясь к книгам П. Косенко, особенно ко второй из них, это степень раскрытия затронутой в них темы «Достоевский и сов'ременвое ему общест­ во». Автор рассматривает творчество велико­ го писателя параллельно разветию русского революционного движения 1870-х годов. Они движутся по вполне «эвклидовым» за­ конам, несмотря на стремление автора об­ наружить их тягу к пересечению. Главный оценочный к ри тер й автора «Неэвклидовых параллелей», по его собст­ венному выражению, «действенность» на­ писанного Достоевским «на демократиче­ ского читателя». Но демократический чи­ татель, по П. Косенко, это не просто чита­ тель из народа и не просто демократически настроенный человек. Смысл, который вкл а­ дывает автор в эти слова, раскрывается на развороте страниц сотой и сто первой, где от абзаца к абзацу читатель — обыкновен­ ный человек, «обыватель какого-нибудь российского захолустья», превращается в читателя-народиика, пройдя стадию «де­ мократического читателя, более или менее затронутого народнической идеологией». В от уж поисгине: там, где параллели не пересекаются сами, сделать это им помога­ ет автор. Между тем о революционных народниках, их трагической судьбе П. Косенко расска­ зы вает интересно, взволнованно и увлечен­ но. Нельзя не увлечься подробностями о процессах над народниками, но, когда речь вновь заходит о Достоевском, приходится остановить чтение и задум аться: а зачем автору необходимо пространное цитирова­ ние речей на судебных процессах? М ожет быть, здесь тоже есть параллели с Досто­ евским? Но хотелось бы, в таком случае, знать: в чем автор видит этот параллелизм? В сути речей? В их стиле? В манере произ­ несения? А, может быть, излишне подроб­ ный рассказ о народниках дан для оправ­ дания подзаголовка книги, в котором ука­ зано, что перед нами хроника последних лет жизни не только Достоевского, во и «некоторых его современников»? В подав­ ляющем большинстве случаев текст «на народнические темы», предложенный П. Косенко, читается уж е не как «хроника последних лет жизни Ф . М. Достоевского», а, скорее, как публицистическое повествова­ ние о времени, в котором он жил. Некоторое усилие скрестить не скрещи­ вающиеся параллели видно и в попытке со­ поставить двух людей, на которых было со­ вершено покушение, и их отношение к пре­ ступникам. С одной стороны, Достоевский, подвергшийся на'падению пьяного хулига­ на, с другой — Александр II, переживший тяжелый стресс в результате покушения на него Алексаидра Соловьева. Если Достоев­ ский, как показывает П. Косенко, хлопотал за своего обидчика и даж е заплатил за не­ го штраф, то царь приказал повесить стре­ лявшего в него человека. Вывод: Достоев­ ский — хороший, царь — плохой. Д а разве можно, д аж е из самых лучших побужде­ ний, сопоставлять мелкое хулиганство с акцией политических борцов?.. Сам а ориги­ нальная идея, давш ая название книге П. Косенко, дискредитируется подобными натяжками. Впрочем, автора это, видимо, не сильно заботит, потому что в заверш е­ нии книги, чтобы сказать о бессмертии Достоевского, он использует цитату из «М астера и Маргариты», а последние слова цикла «повествований о великом писателе девятнадцатого века» сложились в глубоко­ мысленную фразу: «В том-то и дело, то-то и оно»... П. Косенко работал над «Неэвклидовыми параллелями» в сложной ситуации. В 1986 году в «Советском писателе» были изданы отдельной .книгой «исторические записки» Игоря Волгина «Последний год Достоев­ ского», ранее публиковавшиеся в «Но'Вом мире» и в «Д руж бе народов». П. Косенко лишь несколько раз дает понять, что знаком с этой книгой. Однажды он д аж е глухо полем 1 ИЭирует с И. Волгиным, говоря, что «слово «вр аж д а» для характеристики отно­ шений двух писателей (Достоевского и Тургенева.— В. В.) уж слипивом топорно и прямолинейно и, на мой взгляд, применяет­ ся напрасно». (У И. Волгина есть главка «История одной враж ды ».) Однако «Пос