Сибирские огни, 1989, № 2
буквенных украшениях никакого толку. В о дителю бы что-нибудь поконкретнее. Типа; «Б уд ь осторожен. Возможен выезд транс порта из карьера». Но на тысячу километ ров встречается одно подобное предупреж дение, зато «сл авься» и «всенародное дело» не сосчитать. Если судить по обилию текстов, то может представиться, что тракт опекают энергич ные и заботливы е хозяева. Но так как не единым текстом путник жив и вы нужден останавливаться и для того, чтобы перекусить, и для того, чтобы переноче вать, представления об опеке меняются кардинально. Где они, «диваны », на кото рые «валился» Чехов? Выпросишь унижен но койку в гостинице (там, где гостиница есть), да выспаться ед ва ли смож еш ь — крылатые и бескрылые обитатели номера обеспечат тебе занятие до рассвета. И нас чет перекусить. С какой грустной иронией вспоминали мы роскошную легенду своего д етства — фильм «Сказание о земле сибир ской», с его чайными, сам оварами и неска занной уютной сытостью,— когда за день пути, минуя деревню за деревней, не могли купить и буханки хлеба. Где-то на замке крохотный магазинчик «Смешанные това ры», где-то и магазинчика такого нет — с трудом определишь пяток жилых домов на три десятка брошенных, а где-то и магазин есть, и открыт, да хлеба нет. В от тебе и «сказание о земле сибирской», на которой калачи да пышки сами весело растут... Хлеба-то, хлеба почему нет, когда сотни и сотни километров бежит тракт по полям? Когда от Урала до Дальнего Востока на считывается семьдесят миллионов гектаров сельхозугодий, и половина из них — пашня, а восемнадцать с половиной миллионов гек таров этой пашни занято зерновыми куль турами? Когда еще в конце семнадцатого века была снята с поморских городов «по- сошная» хлебная повинность для Сибири, поскольку здесь «хл еба... можно напахать сполна и без присылки»? Чтобы попытаться ответить, нужно съе хать на обочину. НА ОБОЧИНЕ ...все десять лет, пока мы учились в школе, мы собирались уехать из нашего поселка. К этому готовили нас история и география, физика и литература. Физика манила нас в города, география подбивала на бродяжничество, литература, как полагается, звала нас к подвигам. А. В а м п и л о в. «К ак там наши акации». 1965 г. Хлеба, конечно, нет в деревнях с дотле вающей жизнью. Многие, многие дереВ'Ни не спас д аж е древний Тракт от обреченности «беспер спективных» — глядят на него угрюмо про валами выбитых окон навсегда брошенные родительские дома. Те дерев.ни, что всеми покинуты, и имя свое потеряли — ни ука зателя старого, ни вывески забытой не найдешь. К то-то где-то, может, и В‘писы- вает имя это в анкеты, носит его в собст венном паспорте, но здесь, у дороги, прах безымянен. М ертва деревня, а глядит как ж и вая... Или это виноватое воображ ение горожанина так больно смущ ается вндом сельского пепелища? Зрелище пронзитель ное — что в Сибири, что, наверное, в Не черноземье. Ни дымка, ни занавески, ни поленницы, ни грядки — жутковатый дух тлена над брошенным гнездом. И чем толь ко держ атся черные дома, почему не пада ют в отчаянии на землю, от которой убе ж али дети? Или это соседство с крестами, темнеющими на околице, заставл яет стены д ерж аться из последних сил? Не велит те рять надежды — а вдруг?! О тех, где ещ е теплится жизнь, нет-нет да и оповестят таблички на тракте; «с. Глу- харинка. Число дворов — 7. Число жителей — 12». Посмотришь на к арту — Глухарин- ка, хоть ее на карте и не отыщешь, как раз примерно в центре страны находится. Н а кого же этот самый «центр» опирается? Д обадаться нетрудно, но ведь есть тут с кем словом перемолвиться. Эту возм ож ность Сибирь часто преподносит как доро гой подарок. Говори же, Глухаринка! И — говорят. Поначалу нехотя — надо ело, наверное, праздное любопытство про езж ающ их. А под конец — и прервать со вестно: так доверчиво тебе открываю тся — точно ты и есть тот самый, который, выслу ш ав и запи сав все ж алобы Глухаринки, не пременно вернется и все поправит. Бы вш ая учительница Таисия П авловна Павличенко, взды хая, считает; — Кто живет? Алексиных двое. Н ас двое. Коновалова одна. Старухиных двое. Селиц- ких двое. Д евять человек всего. (С тал о быть, уже устарела придорожная таблич к а.— А вт.) Одни пенсионеры! У меня чет веро детей — поразъехались. Селицкие пятерых вырастили — поразъехались. У Алексиных пятеро — поразъехались. Я в здешней школе двадц ать семь лет отрабо тала. Н ачальная у нас была. Ребятишки книжные росли, толковые — наших везде одобряли, где они дальш е учились. В от они и пошли — дальш е... Подальш е отсюда. Что тут теперь? Раньш е и школа, и м агазин — и выручка хорош ая; тракт! А как закрыли леспромхоз, так ничего не стало. Д аж е све та. Радио у нас от батареек. Зимой лампу заж и гаем — на солярке. Был бы свет, жи ли бы д а жили. Я-то бы хоть сейчас уеха ла, да хозяин мой пчел любит — пока, го ворит, пчелы живы, я с места не стронусь. Говоришь с глухаринцами — точно стра ничку большой книги про Сибирь читаешь. Рассказы переплетают век нынешний и век минувший в общую, хоть и приостановлен ную, да пока не оборванную до конца жизнь притракто'вого селения. — С Украины мои родители сюда приеха ли,— это уж е Мария Денисовна Алексина рассказы вает,— Жили тут только ссыльщи- ки тогда. Ссыльщики золото мыли. А наши за землей приехали — О'тец Денис Н азаро вич и м ам а Д арья Петровна, крестьяне из Волынской губернии. Во-он там , на при горке, поставили ш алаш , а ком ары !.. М ам а зап лакала — давай, молит отца, уедем от сюда куда гл аза глядят. А куда ехать, ког да здесь земли много?! Остались. Сколько сил этой земле отдали, чтобы на ней все росло! И детей народили. Много. Только выжило м.ало — уж тут кому повезло. А хозяин мой,— кивает на муж а, Александра Михайловича,—из Белоруссии они. Тож е крестьяне. И мы с ним пятерых народили. И все, слава богу, живы, да все р азб еж а
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2