Сибирские огни, 1989, № 2

приездов из Ленинграда в Харьковский физтех. Хоутерманса все любили. Он был душой компании. Его оберегали и о нем заботились, ему сочувствовали как эмигран­ ту и страдальцу. И когда в 1937 году его неожиданно выслали в Германию, русские его друзья были в уж асе и недоумении. И о том, какая судьба ж дала его там, стар а­ лись не говорить — это было очевидно. Но судьба их снова сведет с Фрицем Хоутер- мансом. Когда немцы бесчинствовали во время войны и грабили европейские инсти­ туты, переправляя научное оборудование в Германию, не миновала эта участь и Х арькова: в Харьковский физтех в качест­ ве консультанта по физике явился вместе с двумя генералами Фриц Хоутерманс в форме эсэсовского офицера и уговаривал своих харьковских коллег сотрудничать с немцами, дескать, война уже проиграна, и это лучшее, что им остается делать. В су- етлив.ой и лихорадочной деятельности нем­ цев над атомной бомбой Хоутерманс един­ ственный (в Германии) дойдет до концеп­ ции плутония, подаст рапорт Гейзенбергу и правительству со своим проектом, дважды опубликует свои результаты в секретных отчетах. Если бы немцы прислушались к Хоутермансу — сделали бы бомбу до окон­ чания во.йнъ 1 . К счастью, проект Хоутерман­ са был отклонен. Стараясь всеми силами претворить свой проект в жизнь, Хоутер­ манс в 43^м году, будучи с коротким визи­ том в Швейцарии, умудрился послать те­ леграмму в Чикаго, и она дошла! Телеграм­ ма содерж ала всего несколько слов: «ТО ­ РОПИТЕСЬ МЫ НА ВЕРНОМ ПУТИ». Показательно, что эта телеграмма напугала американских ученых не столько своим со­ держанием (они и так были уверены, что немцы «на верном пути»), сколько тем, что НЕМЦАМ И ЗВЕСТНО о «секретных иссле­ дованиях» в Чикаго. После В'ОЙны Хоутер­ манс стал пацифистом. В 60-х годах, когда потеплели отношения между Западом и Востоком и наши ученые стали бывать за границей, Хоутерманс искал с ними встречи, в особенности с теми, кого знал лично. При встречах он неизменно ж аловался на неле­ пую свою судьбу — прожил жизнь, мог много сделать, любил людей и всюду был чужим. И еще говорил, что главной его лю­ бовью осталась навсегда Россия. Румер часто приезжал в Харьков к Лая,- дау. Здесь их друж ба окрепла окончатель­ но, здесь началось их научное сотрудничест­ во. Это было замечательное время, почти безоблачное. Вопросы политики, внутренней и внешней, тО'Гда их не очень волновали. К условиям быта они относились легко. Ис- кусстВ'О, поэзия, научные споры до одури, непрерывная работа — полностью заполня­ ли их жизнь. Конечно, споры были не толь­ ко научные — они могли зацепиться за что угодно и спорить отчаянно. И в мирных этих спорах стали постепенно занимать мес­ то беспокойные речи о событиях, в которые было трудно поверить. Когда Капица в 1934 году приехал в Москву из Англии, где он работал у Резер­ форда в течение 13 лет, ему было предло­ жено остаться в Союзе и построить инсти­ тут такой, какой он хочет. Капица О'Стался. Э та весть быстро облетела все физические сообщества. Румер не был тогда лично зн а­ ком с Капицей и не мог энать всех подроб­ ностей обстоятельства этого дела. И слухи о том, что Капицу просто не выпустили об­ ратно, казались ему слухами. Сам он толь­ ко-только вернулся на родину и был счаст­ лив, что он дома. Тревожные слухи, связан­ ные с Капицей, были не единственными, но Юрию Борисовичу, свято верившему в пол­ ную справедливость и правоту дел своей страны, ни во что дурное не верилось. «В 34-м или 35-м году,— рассказывал Юрий Борисович,— Горький организовал редакцию воспоминаний простого советско­ го человека. Эта редакция состояла из вид­ ных писателей, художников и, кроме того, из «разговорниц» — приятных женщин, ко­ торые направлялись к людям, чьи воспоми­ нания редакция считала нужным записать. Вели беседу и записывали ее. Я почему-то тоже был включен в это дело. Главным ре­ дактором моих воспоминаний был назначен Федин. И разговорница у меня была очень симпатичная и неглупая. Хорошо помню нашу первую беседу. — Юрий Борисович, начнем с самого главного — как вы стали профессором? — Ну, как я стал. Выбрали и стал. Меня рекомендовали. — А кто вас рекомендовал? — Ну, из заграничных ученых Шредин- гер, а из здешних Манделыптам. Помню, на нее это не произвело впечатле­ ния. А когда я рассказы вал про Германию, ей было уже интересно. Мне даж е самому понравилось, когда все это Федин обрабо­ тал и дал мне почитать. Федин писать умел, и мной он был доволен. И вдруг все это внезапно кончилось. Все как ветром сдуло и развеяло. А через некотор'ое время я увидел на себя карикатуру в универси­ тетской газете — в гольфах, в полушубке и с чемоданчиком в руке, а на чемоданчике иностранные наклейки, Я тогда удивился немного, мне показалось, что это сделано для смеха, а было не смешно. Мила мне сказала тогда: «П осадят теб я». Она всегда была фантазеркой. Смешно было в это ве­ рить». И Юрий Борисович не верил. Ему не ве­ рилось даж е тогда, когда гроза разразилась совсем рядом и задолго до карикатуры в стенной газете. Лузин. Николай Николаевич Лузин, со з­ датель блестящей математической школы, чье наследие питает и сегодняшний день математики, объявлялся вредителем и вра­ гом советской науки! Юрий Борисович попал в гнетущую атмо­ сферу непонимания и беспомощности, в ко­ торой оказались его близкие друзья мате­ матики. Но в глубине души он был уверен, что это какое-то недо'разумен'ие и все ско­ ро выяснится. Но «дело Лузина» накаля­ лось. 2 июля 1936 года «П равд а» выступи­ ла с разгромной статьей в адрес Лузина: «О твет академику Лузину». На следующий день, 3 июля, «П р авд а» снова громила Лу- аина. Теперь статья назыВ'алась «О врагах в советской маске». В тот же день, будто только и ждали появления этой статьи, состоялось собрание научных работников Математического института Академии на­ ук СССР. Собрание обсудило обе статьи в , «П равде» и приняло резолюцию. Каждый из пунктов этой резолюции знак эпохи, ко­ торая скоро вступит в полную силу.