Сибирские огни, 1989, № 2

вызывало в Бальжийпине чувство досады, но потом думал, что, очевидно, причиною тому одиночество и усталость, причем усталость не только нравственная, а и физическая, которую ощущал постоянно. Первое время Бальжийпин едва ли не с раздражением воспринимал человека всегда в темпом и рваном тэрлике', угрюмого и молчаливого, от которого нельзя было дождаться живого слова. Человек этот откры­ вал люк и опускал в темницу еду. Но потом он поменял свое отношение к нему и с нетерпением ждал минуты, когда откроется люк й в проеме, ярко освещенная дневным светом, появится голова стражника. И уже не отворачивался, когда тот гремел посудою, а напротив, во все глаза гля­ дел на него и неизменно говорил: — Сайн байну!..2 В лице стражника нельзя было заметить ни малейшего движения мысли или чувства, и все же Бальжийпин готов поклясться, что в послед­ нее время и в этом прежде казавшемся каменным лице поменялось что- то, иногда шевельнутся губы, словно бы стражник силится ответить на приветствие, но что-то мешает, скорее, проклятье, которое пало на голо­ ву узника. А бывает, что и в глазах, тоже словно бы затвердевших и не­ подвижных, заметит Бальжийпин не то участие к нему, отринутому, не то сострадание, и тогда захочется сказать еще что-то, кроме обычного при­ ветствия, но он отчего-то не сумеет найти те, единственные слова, кото­ рые не отпугнули бы стражника и сделались понятными. Эти слова при­ дут позже, когда закроется люк и стихнет шум звякающих запоров. И он скажет эти слова, но уже в сделавшуюся привычную глухую к зяб­ кую темноту, и не услышит ответа. Но не меньше, чем по человеческому общению, Бальжийпин тосковал по свету, и с нетерпением ждал, когда в потолке приподымется люк и желанный дневной свет упадет к ногам, коснется лица, рук. Свет был тусклый и невыразительный, но и этому свету он радовался несказанно и, стоя в негреющих лучах, мысленно молил богов, чтобы люк как мож­ но дольше не закрывался. .Глядя наверх, Бальжийпин научился опреде­ лять, какая нынче на земле погода: ветрено ли, студено ли, и, если было и ветрено, и студено, поеживался и говорил негромко: — Это ж надо!.. А потом долго пребывал в том добром состоянии, когда происходящее на земле касается тебя лично и до всего есть дело и даже до того, что у старого бедного арата прохудилась юрта, а помочь некому, вот он и ма ется, проснется поутру, а у порожка снег и очаг давно остыл... «Эк-ка! » — с досадою говорил Бальжийпин и мысленно силился помочь старому человеку, вместе с ним выходил из юрты и собирал затверделые аргаль- ные лепешки, а потом долго дул на очаг... И все ж это были редкие минуты, когда он общался с окружающим миром, большую часть времени он находился в одиночестве, не имея возможности выбраться из каменного мешка. Мучительно трудно стано­ вилось заполнять время, к тому же с недавних пор те короткие, едва ли не мимолетные воспоминания перестали приходить, и он очутился наеди­ не с темнотою. Шаг в ту сторону, потом еще шаг, еще... А теперь обратно, шаг, другой, третий... Он ходил из угла в угол, ходил до изнеможения, до полного обессиливания, когда уже и рукой-то пошевелить трудно, а по­ том опускался на земляной пол и неподвижно смотрел перед собою. Иногда казалось, что видит в темноте гладкие каменные стены, какие-то изжелта-серые полосы на них. А может, и впрямь научился этому за время пребывания в тюрьме?.. Во всяком случае, если вначале он споты­ кался обо что-то, о какие-то остро ранившие босые пятки выступы, стран­ ные на гладком холодном полу, то теперь, если даже пребывал в силь­ ном волнении, уверенно двигался в темноте. Уже не волновали, не тревожили воспоминания, и казалось, нечем жить дальше, не лучше ли лечь и помереть?.. В мозгу появлялась и эта ' Х алат. ® Здравствуйте (бурятск.)