Сибирские огни, 1989, № 1
на нем выбиты. Ездил недавно, смотрел... И разговоры разные слышал, одни удивлялись его решению, другие откровенно подсмеивались над ним- дескать, чудит подрядчик, от жиру бесится... Слышал, морщился от неудовольствия, но молчал. А уж когда «свой брат», промышленных дел совладатели, подвизающиеся на подрядных работах, узнав про «Ме- фошкино чудачество», тоже начали подсмеиваться над ним; не выдер жал, наговорил такого, что у тех пропало довольствие собою, и непри язнь, которую и прежде питали к Студенникову, и которая была вызва на очевидным нежеланием последнего держаться бок о бок, не выша гивая вперед «своего брата» и не отступая, сделалась еще больше. Впрочем, Мефодий Игнатьевич очень скоро забыл про это, благо про цветающие заводишки и прииски, раскиданные по всему Забайкалью, позволяли ему держаться самостоятельно, ни от кого не зависеть и вер шить то, что самому кажется важным. Дела его на строительстве ж е лезной дороги и после того, как государь охладел к ней и уступил свое место в Комитете графу Сальскому, человеку неглупому, но бездеятель ному, шли неплохо. Понимая всю важность стальной магистрали для сибирских окраин, Студенников не жалел энергии, преступая через те или иные преграды, которые с каждым днем становились все более упрямыми, работал не за страх, а за совесть, вникая во все, о чем дру гой, менее дальновидный и более всего пекущийся о своей мошне под рядчик не хотел бы знать. Случалось, он не оставлял в покое и ротмист ра с его людьми, следящего за порядком на строительстве, и требовал большей гибкости по отношению к рабочим, большей уважительности к их труду. А если не удавалось убедить ротмистра, а такое случалось часто, отписывал начальнику Иркутского жандармского управления, тре буя того, в чем не в состоянии был убедить ротмистра. В конце концов, в управлении накопилось столько бумаг за подписью Студенникова, что там засомневались в преданности последнего великим идеям империи и престола и не напми ничего лучшего, как приказать ротмистру устано вить за Студенниковым негласный надзор. Сие и было сделано с вели ким старанием и тщанием, на какие только и способна вялая и ленивая от сытости, в истинных традициях российской империи власть предержа щая рука. Едва ли не в ту же минуту, как был установлен надзор, о нем стало известно самому надзираемому. Студенников горько посмеялся, а потемну придя к любезной Александре Васильевне, долго жаловался на тупость русского чиновничества, отлично зная, что она не поймет его душевного состояния. Впрочем, это и устраивало Мефодия Игнатьеви ча, который и не хотел бы, чтобы она о чем-то догадывалась. Он по- прежнему доверял только собственным ощущениям и чувствованиям, и чаще всего поступал так, как они подсказывали, а если и делал что-то противу воли, то делал осторожно и с оглядкою. Он был холоден с людь ми и скрытен и не хотел ни перед кем, кроме Александры Васильевны, распахиваться, да и это он допускал лишь потому, что она была недо гадлива и отнюдь не блистала той особою женскою проницательностью, о которой столько говорено. Сложнее было с Марьяною, нет, она не проявляла настойчивости, если он подолгу не заговаривал с нею, весь уйдя в свои мысли, которые и в самую лучшую для него пору не отличались легкостью, а больше по ходили на тяжелые камни, и ворочались те камни лениво и словно бы нехотя, не сразу уступая сильному речному течению. Однако ж случа лось, Марьяна так смотрела на него, что на сердце делалось неспокойно, и тогда он подходил к ней, говорил что-то, чаще спрашивал про само чувствие да про то, чем намерена нынче заняться. Она с удивлением глядела на него, и он начинал злиться, но не на нее, нет, на себя, оттого что изменил правилу и начал интересоваться чем-то еще, не очень каса ющимся его лично. Во всяком случае, хотел бы так думать, что не очень- то... Но думать можно было о чем угодно, а вот поступать, сообразуясь со своим понятием о жизни, с каждым годом становилось все сложнее. Что-то и в нем происходило, перемена какая-то... Деньги текли к нему 73
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2