Сибирские огни, 1989, № 1

ушедший в себя, в то горькое и незаживающее, неугасшею памятью высвеченное. Приняв душевную маету Марии, он нашел в ней что-то схожее с болью той нерпы. И не удивился этому. С малых лет научен жить па­ мятью, случалось, отец говорил про корни их рода, протянувшиеся от лихих удальцов, пришедших на эту землю в незапамятные времена. Он сроднился со здешним миром, со всем, что живет в нем, и не отделял себя ни от чего, будь то хоть малая травинка, вдруг хрустнувшая под ногою. Совестливость жила в сердце, и была она ярче всего остального. От­ куда бы взяться ей в истерзанном душевными муками теле, когда целый свет не мил, и себя не жалко, была б его воля,— лег бы на землю и не встал?.. Д а есть, видать, что-то посильнее его воли. В нем самом живет и бьется. Не бросается в глаза, и только чуткий приметит ее. Мария приметила: — Чудной ты... всех-то тебе жалко... Верно что... Больно было смотреть, как мучается Мария, силясь вспомнить свое прошлое. Знал, человеку худо без прошлого, без прош­ лого он вроде бы насквозь светится, а не радует это свечение, холодное, нет в нем жизни. Встречались ему и такие люди, веселые и грустные, разные, бывали среди них и приметные, но в памяти после встреч с ни­ ми ничего не оставалось, разве что ощущение пустоты, незаправдошно- сти... Боялся Сафьян, что и Мария не сегодня-завтра покажется ему та­ кою же, и уж он-то знает себя, пропадет у него интерес к ней. Как-то Мария сказала, что невмоготу думать об одном, мысли ни к чему не приводят, добегут до стенки, слабые, и свянут. И тогда, не ожидая от себя этого. Сафьян сказал, что знает про нее все, да и поче­ му бы и не знать про свою жену и, смутившись, начал говорить, что при­ ехала к нему издалека, вначале жили в малой деревеньке близ города Дородинска, ладно жили, да на беду разлилась река и порушила все окрест, от их избы бревнышка не осталось... И тогда приехали в эти места. Благо тут было чем заняться. Дорогу строить начали железную. «Берите, сказали, кирку да лопату, работайте...» Не больио-то мастер Сафьян на придумки, и слова-то у него подби­ раются не бойкие, тусклые, робкие, но, может, потому и поверила, что не мастер говорить, и оживилась и припоминать начала разное, о чем Сафьян и в голове не держал, к примеру, о печке в избе, будто де силь­ но дымила и дверка едва держалась, сколько раз она, Мария, просила, чтоб починил, а он все не возьмется. Разве не так?.. Сафьян не отворачивался, не разводил руками, говорил: — Так и было, чего уж тут?.. Мария смеялась, силилась подняться с постели, но он не давал: — Потерпи, скоро наладишься, и заживем тогда... Зимние ночи длинные, а дни короткие, предложили как-то старики: — Можа, к нам перебересся? Отсель и станешь ходить по первой зорьке на дорогу? Чего ж попусту сбивать ноги?.. И Мария про то же... Согласился. Слышал от кого-то: ложь во бла­ го... Для кого же эта теперешняя ложь во благо: для Марии ли, для не­ го ли самого?.. Сразу не скажешь. Бее ж Сафьян словно бы ожил, на­ чал примечать многое из того, чего прежде не видел, случается, идет по зимней тайге и вдруг остановится, заслышав щебетанье лесной птахи, удивится, чего это она, иль гнезда лишилась, бесприютная? И за ­ хочется увидеть птаху, и станет рыскать близ поселка, пока не отыщет... Знает, горше всего на земле неприютность, когда ничего-то нету, пусто­ та, и заботиться не об ком, и спешить некуда. Бсе-то не мило, и лас­ ковое пришептывание молодых березок, столь не похожих на вековеч­ ные, неторопливые и движениях деревья, древесной памятью привык­ шие знать про свою умудренность и достоинство с их очевидной нетер­ пеливостью и всечасной устремленностью куда-то, словно бы им опосты­ лело денпо и нощно стоять на одном месте, не вызовет на суровом липе улыбки.