Сибирские огни, 1989, № 1

о дорогих сердцу людях, которых потерял, она слушала, и боль в глазах делалась все больше, и вот уж не сумела сдержать себя и слезы потек­ ли у нее по щекам. Он растерялся, испугавшись, что она не перенесет этой боли, измученная своею, и было удивительно и, что греха таить, ра­ достно, что его боль стала для нее близкою. И он наклонился и неумело и грубовато ткнулся губами в ее губы, и она улыбнулась сквозь слезы, сказала тихо: — А я все ломаю голову, почему ты не поцелуешь меня? Разве я чу­ жая тебе?.. Сафьян растерялся, но взял себя в руки, что-то в душе шевельнулось вдруг, мягкое и теплое, сказал: —- Д а нет, конечно. Отчего ж чужая?.. А я знала, что нет... Догадывалась. С той поры, как ты назвался, я сразу поняла, что ты мой...— Морщинка на лбу напряглась. Мария словно бы хотела вспомнить что-то, и не могла.— Что это со мною?.. А хочется знать, как я оказалась в горящем лесу? Д а еще одна, и тебя не было возле меня?..— С надеждою посмотрела на Сафьяна. Она уже не в первый раз просила рассказать, как вышла из горя­ щего леса, и он не отказывал, слово в слово повторял все, что говорил прежде. Мария внимательно слушала, и в глазах у нее было смятение и надежда, а еще желание узнать о себе как можно больше. Но скоро он замолкал. Мария вздыхала, закрывала глаза, и тогда. Сафьян видел, хотела бы что-то вспомнить... Случалось, жаловалась: одна-одинешень- ка, и все боишься, что кто-то подойдет и спросит: а откуда ты, ба­ бонька?.. — Нет, нет,— говорила.— Я лучше помру. Не хочу так... Мне надо вспомнить про себя все. А ты не хочешь мне помочь. Почему?.. Речь ее была необычна для слуха Сафьяна, мягкая и напевная, без тех искони сибирских словечек и оборотов, без которых он сам не мог бы обойтись. Понял, что она нездешняя. К тому же грамоте, видать, обученная , однажды попросила, чтоб принес хоть какую-нибудь книжку, а то скучно... И он сделал бы так, да где ее найдешь, книжку-то?.. Ее душевная маета вначале казалась Сафьяну странною, неправдаш­ нею, случалось, сердился на Марию, говорил, что это все бабские при­ думки и надо просто жить, но как-то шел по круто обрывающемуся в темную, еще не одоленную морозом, неспокойную воду, скользкому и острому берегу, как вдруг увидел в саженях в пяти нерпу, она сили­ лась подняться на льдистый берег, не сразу, но это удалось, долго об­ нюхивала белую поверхность, словно бы искала что-то, а вот и нашла... и — внутри у нее, тяжелой, дряблой, заухало, застонало, и у Сафьяна внутри тоже вроде бы оборвалось, стоял и смотрел, неприютно сдела­ лось, тоскливо. Когда ж нерпа соскользнула со льда и упала в воду. Сафьян подошел к тому месту, где она только что передвигалась, оты­ скал на льду черные пятна, то была запекшаяся кровь, догадался, что это кровь нерпичьего детеныша, развелось нынче охотников особенно среди пришлого люда, бьют что ни попадя, от прадедовых времен сев­ ший на землю мужик сроду не обидит ее, возьмет самую малость, па­ мятуя, что сынам жить тут. Пришлые шныряют по тайге, и малого, на слабых ногах, олененка не пощадят, видится им тайга беспредельною и богатства ее тож, и дивуются, ахают, и все берут, берут... Но бог дает не каждому, суров сибирский бог, то там, то здесь, когда стает снег, находят принявших смерть от лютого мороза или самодельной пули си­ бирского кондовика, в чьи владения, отмеренные общиною, влез неудач­ ливый, падкий до природного добра. Через неделю Сафьян на том же самом месте снова увидел нерпу, услышал стон ее, остановился много ближе, чем в первый раз, так что разглядел глаза нерпы. Мукою налитые глаза горячею. Отвернулся, чтоб не видеть. А все ж душевная боль старого зверя, вон и шкура об­ лезла, висит клочьями и уж не блестит на солнце, искристая, тронула за сердце, да так, что долго не мог очухаться, и все ходил как во сне, 63