Сибирские огни, 1989, № 1
и вот^женщина открыла глаза и испуганно посмотрела вокруг, на исхудалой шее что-то дрогнуло, жилочка какая-то... — Все будет хорошо,— сказал лекарь и пошел к двери. Сафьян оста новил его, протянул зажатые в руке «рублевики». — У тебя что, много денег?— усмехнулся лекарь. Сафьян смущенно потупился: — Скоко есть. Где же возьму больше-то? Но лекарь не взял и эти деньги, отстранил от себя Сафьяна, вышел из избы. Крашенинников догнал его уже на улице, коряво и неумело стал благодарить, и мысленно ругал себя, что не умел найти слова, единственно которые и были подходящи, а потом спросил, все так же волнуясь: — Тебя как звать-то, добрый человек? Лекарь ответил не сразу: — Бальжийпином зови. Откликнусь, коль появится во мне нужда. Имя было непривычно для слуха, хотя Сафьян часто встречался с бурятами. Но теперь это имя показалось лучше всех остальных, и он еще долго стоял посреди улицы и глядел вслед человеку в желтом, с си ними заплатами, халате, пока тот не свернул в заулок, и все повторял это имя, все повторял... А потом зашел в избу, большой, неповоротливый, в сером армяке поверх жилета, кривой, суровый с виду, подсел к кро вати, где лежала женщина. Она испуганно посмотрела на него, сдела лась беспокойною, стала искать глазами хозяев. Но те были на кухне, за тонкою перегородкою, переговаривались негромко. — Ну, как ты?..— спросил Сафьян. Женщина не ответила, отвернулась к стене. Пришла старуха с ведерком теплой воды, велела Крашенинникову уйти на кухню: — Мы тут ето самое... ето самое... чистенькими желаем быть. Так что давай-ка, мил-дружок, давай-ка... Не сразу, не вдруг, а все ж женщина привыкла к Сафьяну и, когда он задерживался, волновалась и все спрашивала у старухи: — Что же случилось-то? Что же случилось?.. Она ничего не помнила из своего прошлого, и это удивляло Сафьяна, и он подолгу ломал голову, как же могло так стрястись, что человек потерял память. Но старики говорили, что и так бывает, вдруг ослепит боль и уж ничего, кроме боли, человек не помнит, думает лишь про нее и страшится... Женщина не знала даже своего имени, и это пуще всего не понравилось Сафьяну, который приучил себя сызмальства са мую малую божью тварь звать по имени. Шел как-то белым заснеженным проселком и подумал: «А пускай бу дет Мария... Броде простое бабье прозвание, а все ж есть в нем что-то мягкое и напевное, горькое... Она и впрямь вся вроде б из горя. Вот при ду и скажу: «Мария...» о, И пришел, и сказал, с удивлением посмотрела на него, прошептала: — Мария...— Помедлив, спросила с надеждою: — Так, значит, я Ма рия?.. — Д а , конечно. Лицо у нее засветилось, и она еще долго повторяла это имя и с огор чением вздыхала, что не сама вспомнила, жаловалась, что надоело ле жать, хотела бы стать полезной ему. Но старики говорят, что надо по терпеть, всему свое время... Голос у нее был слабый, многое слышалось в нем Сафьяну: и радость от того, что не одна, и нежность... И это уди вительным образом подействовало на него, вдруг подумал, что встреча с женщиною, видеть которую сделалось необходимым, была предопреде лена заранее. Он прошел через муки и страдания, но не сломался, не потерял себя, и за это ему награда... Он подумал так, и нашел случив шееся справедливым, и, когда однажды она сказала, что хотела бы по чаще видеть его, а не только раз в сутки, он, калсется, впервые за дол гие и такие мучительные для него годы улыбнулся виновато и начал го ворить, что это не в его власти, а потом неожиданно для себя рассказал
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2