Сибирские огни, 1989, № 1
ге. дти было версты три, но ни разу не остановились, хотя пот заливал лицо, щекотал под мыщками. Молчали. И только когда занесли жен щину на старое, остро пахнущее прелой соломою подворье и опустили лежак на щербатое, с белыми затесинами крыльцо, Киш, утирая со лба пот и с о смущением почесывая в затылке, сказал; — Эх, баба, баба!.. На подворье стояла серая от долгожития, с низкою крышею изба, где жили давние, родом из-под Дородинска, знакомцы Крашенинникова, старик и старуха, случалось, захаживал к ним и жаловался на судьбу, что так сурова к нему. Хозяева умели слушать, умели и сказать утешли- вое слово. Они и теперь не удивились, когда Сафьян, зайдя в избу, по просил помочь бабе, с которою стряслось несчастье. Засуетились, веле ли занести бабу, положить болезную на деревянную, под жестким сукон ным покрывалом кровать. Потом старик отправил Сафьяна на торжок купить гусиного жира. г ч- г ^ Самое то от ожогов, пособит. Случается, продают. С тех пор Сафьян через вечер стал наведываться к своим знакомцам. Ьлаго работала теперь артель близко от поселка, в полутора верстах — перевели ее на отсыпку насыпи. Приходил Сафьян в избу к знакомцам, толковал со стариками, а сам все глядел в ту сторону, где лежала женщина, и мысли в голове бы ли разные, а пуще того жалость к несчастной, старики вздыхали, уж больно обгорела, живого места не сыщешь, станет ли жить, нет ли?. Станет, сказал Сафьян, и сам удивился той злости, что прозвучала в го лосе, неловко сделалось перед стариками, совестно... Но те, слава богу не заметили его душевного состояния, ушли. Сафьян, помедлив, негром ко ступая, очутился в том углу, где лежала женщина, наклонился долго сдштрел, с удивлением отмечая в чертах лица что-то знакомое родное. Смутившись, сказал негромко; — Тю, почудится жа!.. Непросто было Сафьяну после утомительного рабочего дня идти в поселок. От зари до зари ворочаешь камни, таскаешь по жидким, проги бающимся мосткам песок к насыпи, ничего-то не видишь, кроме тачки и лоп^ы , руки сделаются как чужие и ноги вялые. Но пересиливал себя. Видать, было в душе что-то, посильнее усталости. Поест наскоро, переменит руба.ху и за порог... Дивились в артели настырности Сафьяна, подсмеивались: Мужик-то не иначе сошел с круга, встретясь с бабою. Горячая поди, сладкая... Приманивает! Но подсмеивались не зло, и Сафьян не обижался, знал, мужики по нимают, что дело тут в другом... А в чем? И сам не смог бы сказать, только в душе копилось что-то горькое, сладостное, томило, когда долго не видел ту женщину. Но стоило зайти в знакомую избу и глянуть на нее, как пропадало томление, легко делалось, все б сидел на колченогом табурете и бросал взгляды в ту сторону.... Время, как ветер, не скажешь ему: погоди!.. Уж через месяц вдруг женщина начала метаться в постели, рвать на себе длинную холщовую рубаху. Старики с трудом справились с нею. Затихла, лицо у нее как-то враз заострилось. Помирает, горемычная!..— сказала старуха, прикручинясь. Как... помирает!— воскликнул Сафьян и свет в глазах померк. «Нет, нет!..»— шептал сухими губами. — Может, и нет,— согласился старик и велел ему идти в юрту, ко торая стоит на берегу Байкала, близ березовой рощицы, на мыске: — Заходит туда бурятский лекарь, слыхать, знатно подсобляет людям. и пошел Сафьян, слезно просил того человека помочь, а потом вмес те вернулись в избу, к постели умирающей. Лекарь был спокоен, велел вскипятить воды, сделал настой из трав... Он пробыл в избе три дня, и все это время не отходил от больной. Сафьян дивился, глядя на его ловкие и сильные руки, слушая добрый, с насмешливою улыбкою голос.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2