Сибирские огни, 1989, № 1
опустился рядом с ним на холодный валун, ребристо и серо выступаю щий из земли, и стал ждать. Ждать пришлось недолго, старик открыл глаза и осмысленным взглядом посмотрел вокруг, увидел внука и что-то, похожее на удовлет ворение, скользнуло по лицу, но сразу исчезло, стоило обратить внима ние на Бальжийпина. — Это кто?— спросил у внука, и тот торопливо ответил, и старик успокоился, сказал, что уже давно слышал про него и доволен, что он оказался добрым человеком и помогает людям, отгоняет болезни, кото рых нынче так много... Он помолчал и снова стал говорить, но уже о другом: о своем роде, от которого остались только он и внук, огонь пощадил его отца, повзрослев, тот пошел в чужой улус и там встретил женщину и сказал, что хочет иметь сына, и она согласилась. Но отец внука немного пожил на земле, его выследили и убили, как убили всех охотников улуса. — Я последний, кто еще не ушел в царство теней. Я носил на конце каленой стрелы смерть дурным людям, погубившим моих родичей. Но потом мне стало трудно убивать. На таежной тропе, в степи встречались и другие люди, и я подумал, что не имею права убивать. У меня оста вались в колчане две черные стрелы. Я зарыл их в землю, чтобы не на поминали о давнем. Я ходил по тайге, промышлял зверя и все думал о своей жизни, и мысли мои были горькие, но все же и я, случалось, нахо дил успокоение, когда мое сердце приучилось не вырываться вперед, не заноситься, а быть в согласии со всем остальным миром; с байкаль ской ли волною, с таежной ли птицею... И так продолжалось бы долго, может, до последнего дня моего, если бы не появились люди в тайге и не начали строить грохочущую дорогу и не рагтеклись по лесным па дям, как злые языки пламени. Я видел, как тайга сделалась испуган ною’, и зверь начал уходить, и птицы улетать из наших мест. И больно мне стало, и горько. Я подумал, что рано зарыл стрелы в землю, и снова пошел туда, где закопал их, а через день оказался в роще, увидел, как рубят деревья и поднимают в воздух огромные горы. Я смотрел на все это и не мог понять, отчего люди, похожие на меня — у них тоже две руки и две ноги,— делают больно земле, которая и для них мать?.. Я чувствовал, как что-то во мне сломалось, и до самой ночи простоял в той роще, а потом пошел к Байкалу и в сердце у меня уже не было согласия со всем остальным миром, я снова оказался один, и лес не приветливо шумел над моей головой. Я приходил в ту рощу еще не один раз и все смотрел, смотрел... Глаза мои сделались жадными, слов но бы хотели запомнить и самое малое. Однажды я увидел, как один человек мучал в тайге другого человека, и я совсем растерялся, поду мал, что скоро на земле не останется людей, все мы уйдем в царство теней. Хуже того, что я увидел, нет ничего на свете. Но во мне еще были силы, и я начал следить за тем человеком, повсюду ходил за ним, и он, кажется, догадывался об этом, случалось, я видел в его глазах испуг, когда он оборачивался и долго смотрел в ту сторону, где я прятался. А потом я поднял лук и натянул тетиву... Бальжийпин слушал старика и со страхом думал, что скоро действие снадобья кончится и старик не успеет сказать всего, что хотел. Но тот был спокоен и уже не смотрел на него, смотрел на внука. А потом черты смуглого лица обозначились резко, точно при вспышке молнии, и на чали медленно расплываться, угасать... На прикушенном кончике языка проступила кровь, руки, обмякнув, упали, ударились, налитые смертель ной тяжестью, глухо и звонко о каменистую землю. Бальжийпин понял, что старик умер. Парень тоже догадался об этом, но не вскрикнул, не засуетился, ничем не выдал охватившего его волнения. Долго сидели подле старика, а потом Бальжийпин сказал, что надо бы похоронить его, но молодой бурят не согласился: — Д ед просил, чтобы его оставили в пещере. Пускай будет так.— Поднялся. Вернулся с ворохом сухой пахучей травы.— Я разбросаю по
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2