Сибирские огни, 1989, № 1
на пути людей племени, словно бы хотели остановить, но это не смутило их. Взявшись за руки, они сделали шаг, другой, и скоро море скрыло их из глаз тех, кто незваным пришел на чужую землю. Долго стояли при шельцы-воители, и смятение было в лицах, но еще и гордость за людей чужого племени, которые предпочли смерть неволе. Сказывают старики, там, на берегу Байкала, поклялись те воители не подымать больше меч, так и сделано было. И уж не уйдут из родных кочевий, и живут мирно, от матери к сыну, от деда к внуку передается легенда о гордом племени, сменяются поколения, а легенда живет. Но, может, и не легенда вовсе, а что-то другое?.. Вдруг да и возьмет улигер- шин' в ослабшие руки хур^ и запоет дивную песню о давних временах, и будут в той песне слова: Траве на земле нужно солнце, птице — небо. А что нужно человеку? И то, и другое... Многое нужно человеку, чтобы жить. Но пуще всего нужна ему свобода. Она дает крылья, и тогда он делается как птица. Она обогревает его своими лучами, И от этого на сердце у него становится светло и радостно... Расскажет улигершин о гордом племени, и, услышав, люди словно бы выпьют до дна чашу радости. Но не только об этом расскажет ули гершин в своей песне, и другие слова будут в ней, и от них больно со жмется сердце. Расскажет улигершин о детях вождя того племени, они не пошли к Байкалу, не сумели одолеть страх, свернули в сторону и спря тались за высокими деревьями, а когда стемнело, сели в легкую, из су хой березы, лодку и уплыли на дальний остров. Они не многое умели делать в этой жизни, привыкли к тому, когда все за них делали другие, и все же не умерли с голоду, научились ловить рыбу, отыскивать при годные для еды лесные травы и коренья. Их было двое, мальчик и д е вочка. Они оказались смышлеными — на высоком крутояре у моря по строили себе жилище из березовых веток, а годы спустя наловчились промышлять зверя. Все бы ладно, да однажды было знамение. Юноша в ту студеную пору шел меж байкальских торосов, выслеживая тюленя. И догнал и уж натянул тетиву лука, чтоб пустить стрелу, и — не успел... Тюлень поднял морду, поглядел на юношу, сказал: — Не убивай меня. Я поведаю тебе твою тайну. Юноша удивился: он не знал языка зверей, а понял, о чем сказал тюлень. Помедлил и отпустил лук. — Бойся своих детей,— сказал тюлень.— Рожденные от черного брака, они не станут признавать родства, и тот, кто будет последним в роду, подымет руку на отца. В глубокой печали юноша пришел к жилищу из березовых веток, и сестра выслушала и тоже запечалилась, а потом они заговорили о том, что им надобно уйти с острова, но так велик был страх в душе, что они не посмели этого сделать, а с годами и думать забыли о родной земле. Настало время любви, и они поняли, что им не обойтись друг без друга, соорудили из палых осиновых листьев брачное ложе посреди своего жилища и предались запретной страсти... А потом у них появился ребенок, и они вспомнили о словах старого тюленя и темной ночью, под осень, когда лютовал северный ветер, бросили ребенка в пенное море. Та же участь постигла всех, кто был рожден в жилище на высоком кру тояре. Они думали, что так будет лучше и ничто не сможет помешать преступной любви. Их не мучала совесть, они не знали этого чувства, потеряв власть над собою в тот момент, когда не сумели одолеть страх и не ушли вместе со всеми... Они не знали многого, чем живут люди, и даже не задумывались об этом; мирная уединенная жизнь на острове казалась им высшим блаженством, когда больше желать-то нечего. ' Сказитель (бурятск.)' * Муз. инструмент (бурятск.)
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2