Сибирские огни, 1989, № 1

Бальжийпин шел по степи все в том же желтом, с синими заплатами, халате и не узнавал ее. Степь была белая-белая, а еще вчера казалось, глядя на круглое, пусть уже и низкое солнце, что до зимы далеко. Хру­ стел под ногами снег, поискривал, и проселок, по которому шел Баль­ жийпин, едва угадывался. И даже ему, исходившему степь вдоль и попе­ рек, часто случалось останавливаться, чтобы сориентироваться и не заплутать. Тихо, ни малого ветерка, воздух прозрачен и чист, легкий морозец по­ шаливает, обжигает щеки. Тут всегда так, в этих местах, неожиданно и скоро: опомниться не успеешь, а уж зима, иль наоборот, в одно прекрас­ ное утро выйдешь из юрты и увидишь, что почернел снег и уж бегут по земле резвые, как молодые жеребчики, ручейки, кинешься за ними в угон, ошалев от радостной перемены в природе, но не поспеешь, шустры и неугадливы — исчезнув прямо на глазах, тут же пробьются где-то ря­ дышком, захочешь понять, где именно, и не сумеешь, в другом месте по­ явится еще один ручеек и пересечет тот, прежний, и закружит в вихре­ вом движении, закружит... И у тебя в голове кружение, и глаза разбе­ гутся, и захочется поспеть за всем. Да где там! Остановишься и будешь глядеть в одну сторону, в другую, пока не пристанешь... Но не то чувствуешь, когда приходит зима. Вокруг одно и то же, бе­ лая стынь на десятки верст, глазам больно, а на душе грустно и одино­ ко, когда глядишь на сверкающую в тусклом сиянии солнца степь. Бальжийпин шел по степи и все прибавлял шаг, прибавлял, надеясь согреться. А когда показались юрты Шаманского улуса, заметно повесе­ лел. За сорок верст отсюда, в улусе, где он был, ему предлагали заноче­ вать, в крайнем случае, взять дэгэл, но он отказался от шубы: до боль­ шого мороза еще далеко, вон и воробьи как ни в чем не бывало распуши- вают грудки, чирикают, а степные птахи шустрые и беззаботные, и нету в их посвисте ничего такого, что насторожило бы, сказало, что нынче пойдет снег и сделается холодно. Бальжийпин подошел к крайней, по правому порядку, юрте, обтяну­ той старыми, плохо выделанными бычьими кожами, откинул полог... Мо­ лодой бурят, задумчиво глядя перед собою, сидел на мужской половине, Бальжийпин приветливо поздоровался и, отряхнув с халата снежные хлопья, опустился возле него. — Ты зря пришел,— сказал парень, поднявшись и принеся чашку чая, пахнущего жженой хлебною коркою, и подавая ее гостю. — Вчера были из дацана, искали тебя... — Что им от меня надо? — Я не знаю... Помолчали. Бальжийпин с удовольствием отпивал из чашки, чувст­ вуя, как приятное тепло разливается по телу, а скоро начало клонить ко сну, и он сказал хозяину, что хорошо бы отдохнуть, у него нету сил даже рукою пошевелить. Молодой бурят принес кошму, бросил на земляной пол: — Отдыхай... И был сон... Вроде бы шел по степи, ветер дул в лицо, обжигал щеки, начали коченеть руки, ноги, едва переставлял их, а до улуса еще далеко. «Не дойти мне»,— успел подумать и провалился в какую-то большую черную яму. Странно, что тут тепло, хотя солнечные лучи не достают до ­ сюда. Отогревшись, посмотрел вверх и увидел узкую и красную, как ор- химжо', полоску неба. Хотел выбраться из ямы и не смог. Яма была глу­ бока. И вдруг заметил чью-то черную большую тень, которая заслонила красную полоску неба. Услышал хриплый голос: — Я кину лопаточку из мягкого осинового дерева. Ты станешь де­ лать зарубки на стенах и подыматься по этим зарубкам вверх. На это уйдет много дней и ночей. И все это время ты не будешь есть и пить. Облачение буддистского монаха.