Сибирские огни, 1989, № 1

Так и Христя Киш... Минуту-другую назад ему было приятно глядеть на муки давнего недруга, тешила мысль, сколь веревочке ни виться, кон­ цу быть... Видать, переполнилось чье-то терпение, и на конце той стрелы отмщение... Но стоило глянуть на темные, одно к одному, с искривлен­ ными кронами, деревья, на поросшую мхом землю, от которой исходил прнторно-сладкий дух, на низкое сумрачное небо, еще не остывшее, но уже и не теплое, с белыми, почти прозрачными пятнами облаков над дальними, в снежном кружеве, гольцами, как недавнее удовлетворение истаяло, позабылось, и уж на Назарыча, который идет чуть в стороне, широкий в кости, неловкий, только и посмотрит и незлобиво ус­ мехнется: — Чё ты, как лапотник, об каждую кочку спотыкаешься?.. Томление на сердце у Киша, но не это, от робости, другое... Скучно, горько, и дальнее видится, будто бы идет он, дитя еще вовсе, по берегу реки, а сбочь трусит мужичок никудышный, в лохмотьях, но с душою светлою, говорит мужичок, яснея смуглым лицом: — И до чё дивно глядеть на эту землю, мать вашу! Так бы все шел и глядел, и ничего-то больше не надо. Не верит Христя, смеется: — А когда со вчерашнего не жрамши, тогда как?.. Замолкает мужичок, и глаза грустные делаются, потом говорит: — Правду сказать, и сам не знаю, а токо думаю: надо б приловчить­ ся брюхо держать в узде, чтоб не напоминало про себя каждую минуту. Я приловчился, могу и неделю не жрамши... Тощой, бледный, в чем только душа держится, сказывал, что с Уралу, на заводишке робил, и все б ничего, да мастер попался злыдень, невзлю­ бил, по случаю, а чаще просто так, острастки ли ради, собственного ли удовольствия для, «казнил» штрафами и уж до того довел, что и полу­ чать стало нечего. Бежал с заводишка, весь в долгах, очутился в Забай­ калье, попервости и тут хотел устроиться на работу, да, слава богу, доб ­ рые люди отговорили: зачем?.. Иль много человеку надо?.. Стал бродить по земле, то в крестьянстве кому пособит за краюху хлеба, то на ж елез­ нодорожной станции из вагона поможет выгрузить, за то грош... Голод­ но, страсть как, однако ж на вольной волюшке: мой день — моя радость... И мысли услужливые, без насилия над собою, нашептывали: глянь-ка на этих, которые в тепле и в сытости, иль ладно им, скажешь?.. Отчего же тогда грызутся, как волки, и на людей глядят люто? Иль ведома им дальняя дороженька, чтоб шел по нескончаемой да солнышко над голо­ вой видел, яркое и теплое, и чтоб птички пели?.. Чудной был мужичонка, умел сказать слово ласковое, вскружил голо­ ву. Один-одинешенек был посреди большого мира, никто не держит, хо­ чешь— иди с мужичком, хочешь — оставайся в городишке, промышляй правдами и неправдами на пропитание себе. Пошел с мужичком. Нынче в одну деревню забредут, завтра в другую, случалось, в кармане грош заводился, и тогда радости не было предела, заявлялись на торжок и долго выпытывали: почем обувка на мальца?.. Случалось, выторговыва­ ли, и тогда ходил Христя кум королю и говорил мужичку про свою ра­ дость... А тому это приятно, порою прижмет к груди его голову и долго стоит так... А придя в себя, стацет сказывать про племя какое-то гордое, смелое, будто де жили люди на берегу Байкала, промышляли зверя, ни­ кому не чинили обид и горестей, сами по себе, с душою чистою... Но пала напасть, и мало кто остался в живых, да и те поменялись, уж нету в д у ­ ше у них доброты и света, одна ярость, и с тою яростью стали преследо­ вать врагов. Случалось, находили черные стрелы в груди недоброго че­ ловека. — Однажды и я сыскал такую же... Глянь-ка!.. И показал стрелу в желтом оперении, Христя долго дивился на нее и про разное спрашивал, мужичок охотно отвечал, выходило по его сло­ вам, что только злому и лютому выпадает смерть от стрелы, а человеку с нежноюь.ду, шою нечего бояться ее. И зверь не тронет, он тоже с поняти­ ем, а уж тот, кто вершит месть, и подавно...