Сибирские огни, 1989, № 1

— Нужон ты больно,— произносит Христя.— Пошто станут руки мо- рать об такую падаль и змеиный яд переводить?.. Идут к балагану. Мужичок из Рассей шустер, про все-то ему знать надо: отчего да откуда стрела прилетела?.. Но молчат артельные, слова не вытянешь, хотя каждый из них знает, откуда напасть, с малых лет наслышаны от дедов да от отцов, бывало, самих пужали: вот придет охотник с черными стрелами, уж он задаст, побалуешь тогда!.. И разом присмиреет малец, задумается... Что же случилось в те, теперь уже неближние времена?.. А то^и слу­ чилось, что стоял улус на берегу Байкала, напротив соймоновской выш­ ки, чуть в стороне от того места, где нынче рабочий поселок. И жили там охотные люди, промышляли зверя в прибайкальской тайге, растили д е ­ тей, учили их понимать повадки соболя и горностая. Все у них ладно было, однако ж вскорости появились подле улуса какие-^о разбойные людишки, велели сниматься с места: дескать, земля у Байкала нам по­ требна. Но жители улуса не захотели уйти. Да и куда?.. Те людишки, взросшие на разбое и грабеже, умело направляемые не то властью Степ­ ной нойонской думы, не то свитскою, белого царя властью, оказались настырные, ни днем, ни ночью не было от них покоя. Однако ж и муж­ чины в улусе тоже не робкие, с малых лет привыкли держать в руках охотничьи луки, колчаны со стрелами. Не давали спуску... Но случилось однажды охотникам быть вдали от родных юрт, на облавной охоте. Тем и воспользовались разбойные людишки, подожгли улус со всех сторон, и мало кто ушел из огня. Вернулись охотники, а от родного улуса остались головешки. Тогда и поклялись предать лютой казни всех, до единого, кто поднял руку на их жен и детей. Давно это было, и мало кто уцелел из разбойных людишек, пали, пронзенные стрелами, а те, кто уцелел, в страхе подались в другие края, предав проклятью землю холодную, неласковую. Вряд ли живы и те охотники, время безжалостно... Но тогда отчего нет-нет и прилетит чер­ ная стрела из глухого сумрака леса и трепетно станет на сердце, жут­ ко?.. А может, это дети иль внуки тех охотников, чудом не принявшие смерть в огне, все еще вершат суд?.. Одному богу известно, правый ли суьд, нет ли?.. Велика Сибирь-матушка, идешь ли по степи, по таежной ли тропе, час идешь, другой, вольготно на душе, светлое чувство все ширится, рас­ тет, оттого что видишь глазам открывшийся простор, и скоро позабу­ дешь про невзгоды и печали, словно бы не было их сроду. Но вдруг з а ­ томит на сердце, и уж не так привольно... Долго не поймешь, откуда томление, все вроде бы хорошо: вон и солнце греет, и жаворонки взвин­ чиваются в бледную синеву неба, и кроны деревьев негромко пошумли­ вают, и шальной ветерок ластится. Но томлению все нипочем, делается больше, больше, пока не сверкнет смущенною мыслью: а ведь оттого и неспокойно на душе, что слишком уж много простору и непривычного глазу, а всякий раз неожиданно, смутного какого-то, и расшибиться об него недолго. Вот такое чувство, а идет оно от неумения приять таин­ ственное, что видится на каждом шагу. Привыкши выдавать за истину только ясное разуму, человек теряется среди всей этой неуемности и почти живого напора грез и видений, которые вдруг начнут тревожить, а потом и окончательно овладеют им, и уж бог весть что станет мрачить­ ся, а чаще грозное и сминающее, будто ты не человек, а так себе, тварь божья, и разные дьявольские силы проносятся над тобою и каждое мгновение ждещь, что вот-вот коснутся твоей слабой плоти и раздавят, изничтожат, превратят в прах... Сильный ли ты духом человек, слабый ли, в любом случае, только в разное время, днем ли раньше, позже ли, ты поддашься этому чувству, после чего на сердце появится робость, и будет она всегда с тобой, даже в большой радости пребывая, вдруг тень растерянности промелькнет в лице, и ты посмотришь вокруг с горьким удивлением, и обожжет сердце тот, от веку, неупокой.., 40