Сибирские огни, 1989, № 1
ро напротив того места оказались, где дацан. И вдруг словно бы раз двинулось озеро и ямина промеж волн появилась, и полетели туда стара тели вместе с лодкою. Теперь никто не скажет, были, нет ли такие люди на земле? — Рисковатый край сибирский, — помедлив, продолжал ходак. — Без душевной лихости в ём не прожить. Христя глянул на него с интересом: ишь ты, всего ничего на здеш ней земле, а понял... Про то, о чем сказывал ходак, слыхал и он. В прош лом веке Гусиное озеро рассекал перешеек, шла по нему дорога, звали ее «чайною», стоял там еще дацан, подле него жили люди, и не знали, что уж зависла беда над их головами. И вдруг... Посреди ночи случилось землетрясение, обрушился перешеек в воду, а вместе с ним и дацан. Потому и оказался под водою дацан, что служители забыли заветы Ве ликого, не по совести жили — по корысти, тем и прогневили бога. Так ли, нет ли, только посреди ночи, когда плывешь по озеру в лодке, вдруг услышишь заунывное пение и струнный звук морин-хура'. То древний старец, молвят, и на илистом дне не обретет покоя, силится поведать людям’печальную историю. — А еще, братцы,— отложив в сторону ложку, сказал ходак,— был я в верховьях речки. Темником прозывается. Почему Темником? Да по тому, что в свое время там похоронили монгольского воина, он тысячью командовал. Большой воин. В честь него и речка так прозывается. Послушал Христя, послушал, и на сердце горячо сделалось, захоте лось в места чудные, куда не хаживал еще. Давнее и знакомое чувство, сколько раз ловил себя на мысли, что скучно ему среди людей, хочется дальнего и светлого, и томится тогда... Вот и нынче тож... Будто бы идет он следом за ходаком по берегу горной речки, раздвигает колючие об лепиховые ветки, тяжко ему, и на сердце робость, места те глухие, незна комые и на сотню верст ни души, случись что, не докричишься людей, сгинешь... И все ж идет, а тут видит на самой середине речки какой-то блестящий камень, и на том камне след человеческий, словно бы шел кто-то и наступил на камень, придавил... Вода в той ступне. Забавно, солнце печет нещадно, а вода в ступне не убывает. Отчего бы?.. Скинул штаны, забрел в речку, а очутившись подле камня, вычерпал воду ла дошкою. Только собрался уходить, вода опять появилась. Досадуя, сно ва вычерпал воду, но малость спустя случилось то же самое. Неспокойно стало, неуютно. Вспомнил сказку про клад монгольского воина: будто де велел он, смертельно раненный, похоронить себя близ горной речки, а все сокровища спрятать на дне, у серого камня. Так и сделали слуги и хотели уйти, но вдруг начали у них каменеть руки и ноги, и уж не сдви нуться. По сию пору стоят на берегу каменные идолы, глядят мертвыми не зрячими глазами. И те, кто осмелился прийти позже, чтоб найти клад, тоже превратились в каменных идолов. Так сказывают старики. Однако ж была б на то его воля, переступил бы Киш через запретную черту, сыскал бы сокровища. Но где нынче его воля?.. Лохов вышел из шалаша. Уж не надумал ли задать лататы? Глянул по сторонам, ночь темная, шмыгнул в кусты. Но тут услышал давешний, так взволновавший его, голос: — Филька, ты?! Остановился, ноги опять сделались вялые, слабые, с места не стро нешься. Подошел рядчик, похлопал по плечу: — Давненько дожидаюсь. Мыслил я, вдругорядь навостришься в бега. Караулил.-—Помедлил: — Слышь-ка, Филька, а чё те бегать? Обе щаю, о давнем никому ни слова. Живи! Токо вот чё — подсобляй мне в деле. Земляк жа! Не сразу понял, а когда дошло до сознания, упал на колени, обхва тил дрожащими руками Старостины ноги: Муз. инструмент (бурятсю)
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2