Сибирские огни, 1989, № 1

Глаза у рядчика дурные, так и сверлят, уж на что Киш не робкого десятка, а и он не сразу совладал с собою, обернулся к Лохову, спросил: — Дак ты?.. — Не-ет! Не-ет!.. Не убивал я!.. Филимон смятенно смотрел по сторонам и кричал, была в его крике тоска, холодная, давящая, а еще жалость к себе. Думал, все неладное позади, и начнет работать, чтоб при деньгах вернуться в деревню. А получается... — Мне-то чё? — сказал Ознобишин.— Дело прошлое, и никому не дано знать про то. Крик оборвался. — Ну и ладно,— вздохнул Христя.— Ставь, рядчик, к делу... — Завтра поставлю, а нынче идите в балаган, там все артельные. В балагане человек десять, сидели у костра, дым тянулся в узкую, меж еловых веток, продушину. — Мир вам, добрые люди! — нарочито весело сказал Киш. Ему не ответили, хмурясь, продолжали черпать хлебово из котла деревянными ложками. У Христи засосало под ложечкой, у сотоварищей тоже, но подсесть к костру неудобно. Было б это в старательной артели, там не раздумы­ вал бы, а тут... бог знает, что тут за люди? Но сказал тот, по центру, худой и жилистый: — Айда к нам... Иль не голодны? — С утра не жрамши! — воскликнул Киш. Переглянулись артельные и вроде бы не такие уж хмурые, ложки нашлись: ешь — не хочу... Христю просить не надо, и Сафьяна тоже. А вот Филимон, тот, кажется, еще не пришел в себя, в глазах у него удив­ ление и досада, к еде разве что притронется, а уж поесть по-артельному не в состоянии, думал с обидою: «И впрямь, тесен мир! Кто б мог знать, что встречу старосту на «железке»? О разном думал, а пуще о том, что невезучий он, и здесь, видать, не будет ему жизни. Что же делать? Опять податься в бега? Благо теперь и проходное свидетельство при себе, расстарался подрядчик, дай бог ему здоровья!.. А при свидетельстве и жандармский пост не тронет, гуляй, выискивай место поторовитее, как тот ходак из Рассей, беленький, с мордашкой лисьей, встретились с ним в железнодорожной конторе, спрашивал у писарька: «А сколь кладут на день?..» А чего знает? Служака... Однако ж сказал: «Рупь...» Мужи­ чок задумался: «Рупь, стало быть? А цена нынче пуду ржаной муки— рупь пятнадцать и овсу — рупь... Стоит ли сманывать мужиков на такое довольствие?» Только вспомнил о ходаке, а он тут как тут, стоит у входа в шалаш. Не поверил себе: ходак ли?.. Протер ладонью глаза, словно бы отгоняя наваждение. Все зря. И впрямь ходак... Зашел в шалаш, поклонился в пояс: — Здравы будьте, хозяевы! А хозяевы лишь посмотрели на ходака: — Тоже к нам, в артельные?.. — Да нет, поглядеть пришел, как тут?.. Артельные вздохнули с облегчением: не больно-то наработаешь на просеке с малою силою. Ходак шустер на язык, памятливый: сразу признал Христю, Сафьяна и его, Филимона. И хлебово ему пришлось по вкусу: отродясь не видал слаще... Сидел у костерка, сказывал про Гусиное озеро, там дацан' на глубине видел, свесившися через лодочный край. Дивный дацан, весь в серебре и злате, и сделается оттого кружение, и еще зришь, как’служи- тели бродят меж двориков, хочется позвать их и сказать им доброе, а не скажешь, нет... Уж погодя узнал: когда глядишь в воду, словно бы власть теряешь над словом. Но старатели удачливые пришли к берегу, сели в лодку... Пьяней вина, кричат разное, тревожат покой озера, а ско- ' Буддистский монастырь. 30