Сибирские огни, 1989, № 1

— Ну, мужики, двинули! Пошли. Сафьян впереди, тайга знакома ему, не раз хаживал ее тропами и на мыске близ Байкала, где нынче ведут просеку, тоже бы­ вал. Легко Сафьяну с сотоварищами, по нраву ему Киш, отчаянный и души, видать, доброй, не поопасся, подбежал к дереву, развязал, а пуще того диковинно, что привел к самому хозяину и говорил с ним. Сафьян ни за какие посулы не осмелился бы рта раскрыть при подрядчике. Впрочем, и он слыхал, что Студенников, хоть и строг, без пути не оби­ дит, однако ж привык: не всякому слову верь, особливо про сильного мира сего... Жил Сафьян допрежь на вольной волюшке, когда сам себе хозяин, в деле, пожалте, проверяйте, все без обману, а когда дело слажено, уж увольте от разных дряг-передряг, что хочу, то и ворочу. Мое время... Так, думал, будет и на новом месте, куда пришел не по нужде — по пе­ чали. Все осиротевшие из Дородинска подались на «железку», и он тоже... Чего делать-то, где горе мыкать?.. С малых лет знал, в работе найдешь успокоение и не станет тягостно на сердце, когда охота зубами грызть землю и выть волком. Девчонка у него была, осьми годов от роду, русоголовая, большеглазая. «Тятенька, тятенька, возьми меня на ручки, ты уж, ух, скоко, не брал!..» Души не чаял в девчоночке, замешивает ли на кирпичном заводе глину, бредет ли усталый по прибитой пылью го­ родской мостовой, а мысли все про нее, и радость такая... бог мой!., вот приду домой, а она навстречу: тятенька! тятенька!.. И от этих мыслей спокойно на душе делается, да нет, пожалуй, щемяще спокойно, хруп­ кость какая-то во всем чувствовалась, недолговечность, ловил себя на мысли: а что, если?.. И страшно становилось, и больно, бежал домой, брал девчоночку на руки и долго стоял так, тяжело, с присвистом дыша, а потом, когда в груди опускало, говорил негромко: А что с нами сдеется? Станем жить долго. Иль не правый я?.. Видать, был не правый, коль случилось несчастье, свет померк в гла­ зах и жизнь показалась невыносимою. Уехал. Но и в чужих краях не сыскал покоя, и уж не только ночью, а днем вдруг увидится белое и какое-то удивительно тонкое, как простынка, облачко, все ниже облачко, ниже, а скоро уж и не облачко вовсе, девчоночка милая, и тянет к нему ручонки, просит: — Тятенька, тятенька, возьми меня... Вот в такую-то пору, когда на душе горько, а перед глазами наваж­ дение, милое сердцу, шел Сафьян по рабочему поселку и повстречал стражника Назарыча и не узнал его, потому ли, что тот на «железке» всего-ничего, по другой ли какой причине, и уж прошел было мимо, да тот догнал, остановил, сказал что-то зло. Это не понравилось Сафьяну. «Ты чего?!.» — крикнул, а потом схватил Назарыча за грудки, ударил в большое, изжелта-серое, с темными мушиными крапинами, лицо. Страж­ ник растерялся, но скоро опомнился, дюжой оказался, крепче . Краше­ нинникова, заломил ему руки за спину, связал красным кушаком. — Баловать? Шалишь! И только услышав эти слова. Сафьян очнулся и разглядел страж­ ника. — Ну и чё теперь делать? —спросил тот. Сафьян не ответил. Назарыч словно бы с неохотою предложил пойти в контору за расче- том: — Непорядок, коль каждый станет бить в морду. Однако же гнать тебя надо со стройки. Крашенинников подумал, что это плохо: опять придется искать рабо­ ту, а делать этого не хочется, ничего-то не хочется, сказал: — Нельзя ль по-другому? Ну, накажи, раз так... Стражник словно бы обрадовался, заговорил о прииске, где раньше служил и где благодаря его стараниям во всякую пору был полный порядок. Взял Сафьяна за плечо, слегка подтолкнул: — Двигай за мною...