Сибирские огни, 1989, № 1

— А почем мне видеть, топора-то нет... Птица взметнулась вверх и исчезла. Коля Корней заложил первую лепку из тальника. Тонкие длинные стебли в руках его мягко сгибались. Коля Корней продергивал ветку за веткой, продолжая гнать витки на полотне. У комелька он делал но­ жом срез, обнажая сердечко. Лет сорок назад отковал нож кузнец Мяс- цов, да так и служит он с тех пор Коле Корнею. Порой он вынимал табакерочку, закладывал нюхательным табаком нос, проглядывая небесную даль. Коля Корней плел, подгоняя одну ветку к другой, как бы наживлял крепежную часть. А затем шел вперед. Иногда становился ногами на мост, покачиваясь. Узоры не были похожи один на другой. Подобно древнему ткачу, Ко­ ля Корней пропускал нитку за ниткой сквозь основу и уток. Плетеная ткань сверкала на солнце, как сверкало радостью лицо Коли Корнея. Порой ему казалось, что топор и не пропадал вовсе, сам ушел то­ читься. Незатейливым образом Коля Корней наметывал вышивание, захва­ тывая узор снизу, и он в двойном окаймлении ложился на полотно. Это всегда бывал крепкий мост с бортами, такой, что любому чело­ веку опора. Кошелки, бакланы плели многие в деревне, но Коля Корней был в особом почете. Под вечер на пригорке появились ребятишки-озорничишки. Один — Тнмохин — парень охин, другой — Ливят, носом в ряд. Спросили как ни в чем не бывало; — Дядь Коль, куда топор ушел у тя сегодня утром? — Дэт, он, ребят, напиться ходил по водицу. А вам-то кто сказал? — Земля слухами пользуется, а мы с ней говорить умеем. — Ну, коль хотите знать много, то малость узнаете. Топор лежал на траве, а проказники рядом. Пошел я утром тальничок приобрести, мо­ сток простому люду позаботить. Нарубил, привез тачку. Туда поехал зи­ мой, а возвратился весной. Все приготовил для дел. Хватись — а топора нет. Я и так, я и сяк. Его и след простыл. — Куда ж он от вас? — И я про то. Куда ж топор забельшился? Тут как тут, помощь. Пти­ ца-синица, серебряный ковер, повела меня на ярманку и говорит; «Вы­ бирай, Николай Корнеич, за труды любой топор». Ребята прижались друг к другу, как ветка к ветке Корнеева моста, спросили в один голос; — А вы что ей сказали, дядь Коль? — Я-то? Д а так ей сказал; «Птица-синица, не надо мне ярманки, отдай мой топор». И он всплыл. Был остер. Хоромы — Все люди как люди, а этот што? Д аж е собственную халупу не тушил. Ждет каких-то молочных рек,— молвила соседка Авдотья Ниго- ряточкина, мало понимающая небыль. — А что, говорят, молочный дождь лил проливной над крышей Коли Корнея? — отвечал ей мужик, который жизнь умел делить на правду с выдумкой пополам. — Лил там! Пока дотла не сгорела вся изба. — И он не заливал дом водой? — Какой там заливал. Зевал стоял возле.