Сибирские огни, 1989, № 1

приобретая поистине символически-фило- софское звучение в легенде о Марии-храни- тельнице. Давным-давно на поселение сибирских казаков-первопроходцев внезапно напали кочевники-джунгары. Они вырезали почти всю деревию. В одной из изб чудом уцеле­ ли бившаяся в родовых схватках женщина по имени Мария да несколько соседских ребятишек. Джунгары ушли, а надо было продолжать жить. И вот «год за годом она знала только одно — работать и работать, чтобы поставить на ноги ребятишек. Ковы­ ряла сохой землю, сеяла хлеб, убирала его, валила бревна и рубила избушки. Подрас­ тали ребята, женились, заводили своих де­ тей, и жизнь не останавливалась, шла и шла вперед». А когда Мария почувствова­ ла, что у нее нет больше сил, она присела на берегу реки, оглянулась «и увидела, что за спиной у нее целая деревня». Хотела возблагодарить она бога, да задумалась: «Разве бог помог сохранить здесь жизнь? Ведь она сама, вот этими руками ее выхо­ дила. А бог равнодушно смотрел... Нет бо­ гу заботы и печали. И если кто может все это сохранить, то лишь она сама». Да, ни бог, ни начальство, ни умные ма­ шины не построят за тебя счастливую жизнь. Но не только в этом глубинный смысл мудрой легенды, которую М, Щукин органично вводит в ткань повеств.ования. Мария-хранительница символизирует собой вековой опыт и разум народный, преемст­ венную память, связующую поколения. В этой неразрывиой цепи поколение, ко­ торое представляет Иван Завьялов,— одно из замыкающих звеньев. Как человек проч­ ных крестьянских корней, Иван остро осоз­ нает, что «живет не только свою собствен­ ную жизнь, но еще и вмещает в себя сотни других жизней, прожитых до него». Он чув­ ствует, как «кровь ушедших бродит в нем. Значит, не напрасным, не зряшным был путь, пройденный до него, и надо сделать все, чтобы твои помыслы, твои беды и ра­ дости отозвались в тех, кто пойдет сле­ дом». (Нечто подобное, вспомним, ощущает и главный герой «Имени для сына».) В этом Иван видит «самый высокий, самый затаенный смысл той работы, которую он делал на земле». И еще одну очень важную мысль прово­ дит автор образом Марии-хранительницы — мысль о нравственном наполнении труда земледельца, об одухотворенной его краоот'З, без чего, убежден автор, В'Ообше немысли­ ма полноценная человеческая жизнь. Бо­ лее того, «когда люди начинают думать только о том, что поесть и обуть, они, даже самые богатые, превращаются в бедняков». Совершая один из своих незримых обхо­ дов по деревне Белая речка, Мария-храни­ тельница «вдруг увидела, что вместе с дос­ татком, рядом, растет и на глазах увеличи­ вается огромная брешь, дыра, пустота не­ заполненная», а люди, увлеченные приоб­ ретением машин, мотоциклов, цветных те­ левизоров, принимая все это как заслужен­ ную награду за прошлые «долгие годы хо­ лода и голода», начинают опускаться и опустошаться, забывая о своем высоком человеческом предназначении, о подлинной красоте жизни, которая начинается «с до­ ма, с поля — растет, крепнет и становится, в конце концов, красотой души». Повесть М. Щукина — своего рода по­ весть-предупреждение. Не случайно названа она «Оборони и сохрани». Оборони и со­ храни от губительного безразличия и рав­ нодушия землю свою, человек, оборони и сохрани от наплевательского отношения ве­ ликое «хлебное дело», оборони и сохрани от корысти и цинизма, безверия и бездухов­ ности самого себя, человек!.. В этом, собст­ венно, и заключен основной пафос повести М. Щукина. И не только ее одной. «Считал я и вот к чему пришел: если бы каждый житель нашей земли, какого бы сословия ни был, делал посильную работу на земле, у нас бы рай наступил. К счастью одного можно всяко прийти: и хитростью, и обманом, и злодейством, и мошенничест­ вом. К счастью всех — дорога одна — хлеб работать надо... Хлеб дело святое»,— Так написал в своих произведениях кресть­ янский философ Тимофей Бондарев, убеж­ дения которого в мрачные 80-е годы девят­ надцатого столетия для определенной час­ ти русской интеллигенции стали даж е свое­ го рода общественной программой. Повесть С. Задереева «Заветное слово» (Красноярское кн. изд-во, 1987) как раз и посвящена последним шестнадцати годам долгой, нелегкой, предельно насыщенной жизни правдолюбца и правдоискателя Ти­ мофея Михайловича Бондарева — тому яр­ кому и плодотворному периоду в его судь­ бе, когда мысль за мыслью, слово за словом создавались его главные сочине­ ния — «Трудолюбие, или Торжество земледельца» и «Се человек», где он рьяно отстаивал непреходящую че­ ловеческую ценность и значение в жизни российского общества крестьянина-труже- ника — главного кормильца страны и в ко­ торых пропел он подлинный гимн великому «хлебному делу». В повести перед нами предстает удиви­ тельно самобытная, колоритная личность, вобравшая в себя лучшие черты русского хлебопашца, личность, идущая в своих не­ простых социально-экономических, фило­ софских и нравственных исканиях от изна­ чальной мудрости народной, от духовных истоков российского крестьянства. «Жить трудом и любовью»,— вот основа основ как собственного существования Ти­ мофея Бондарева, так и всего того, к чему призывал он в своих писаниях. И это не просто теоретические постулаты, а, шаг за шагом прослеживая жизнь своего персона­ жа, доказывает С. Задереев,— внутренняя потребность жить именно так, а не иначе, потребность, которая проявляется букваль­ но во всем и, пожалуй, лучше всего сфор­ мулирована в собственных же словах Бон­ дарева: «Два греха не преступлю — чело­ века убить и тунеядства». За тысячи верст от российских столиц, в глухоманном углу Сибири затерялась де­ ревушка Бондарева с ее бедным, забитым, неграмотным населением. Однако страстныеб поистине подвижнические усилия его, фи- лософа-самородка и крестьянского радете­ ля, в воплощении человеколюбивых идей не оказались, как вполне того можно было ожидать, «гласом вопиющего в пустыне». Тимофея Бондарева услышали многие пе­ редовые люди того времени и одним из пер