Сибирские огни, 1989, № 1
А потом была чуткая, какая-то настороженная дрема, когда все ощу щаешь вокруг себя: и где находишься, и кто рядом с тобою на холодном полу, и отчего тот мечется и жалобно всхлипывает во сне?... Христе хо чется поднять голову, растолкать Лохова, но такая слабость в теле, что и рукой не пошевелить. И он лежит, стараясь не замечать всхлипов •това рища. Вскоре это удается, и дрема делается сладкой, щемящей... Он ви дит маленькую женщину в выцветщем сарафане. Женщина подходит все ближе, ближе. «Христенька, че они исделали с тобою, окаянные?» Киш силится вспомнить, где и когда видел это смуглое лицо с большими тем ными глазами, и не может вспомнить. Но ведь видел же! И вдруг... «Ма тушка, я узнал тебя. Узнал! — шепчет.— Где ты нынче? Ладно ли тебе?..» Женщина вздыхает: «На земле лучше, хошь и маятно. А тут больно уж тихо. Тут завсегда тихо». — «А я, матушка, почитай, и не помню тебя.»— «Виновата я перед тобою. Не надо было мне помирать. Как ты жил без меня, сердечный?» — «А, всяко-разно. Кормился...» Христя открывает глаза, ошалело смотрит по сторонам, но в камере темно, возле зарешеченного окошка все так же маячит караульный. Киш подымается с пола, подходит к окошку: — Сюды никто не заходил? — Не-е... — Померещилось... — Померещилось?..— Караульный словоохотливее, чем днем. Знает, начальство и выстрелом не подымешь, а до развода еще далеко. Христя с минуту молчит, потом говорит медленно: — Матушка померла, когда я был мальцом, а от батяни проку на грош: спился и теперь из кабака, слыхать, не вылазит, хошь и стоит од ной ногою в могиле. Ну, вот, матушку-то, можно сказать, и не помню, а только нынче пришла ко мне, и я, надо же, узнал ее. Киш так и не уснул до утра, а когда начало светать, стал смотреть в зарешеченное окошко на узкую, длинную полоску розового неба. Проснулся Филимон, сел на полу, протирая ладонью глаза и с удив лением разглядывая темные, давно не беленные стены. Со двора донес лось: «Едут! Едут!..» Шум наплывал безотчетно тревожный. Всколыхну ла утреннюю тишину команда: «Становись!..» Христя с недоумением по смотрел на Лохова, тот безразлично пожал плечами. В камеру вошел караульный, поставил на пол кружки с дымящимся кипятком, аккуратно положил возле них пару кусков черного заплесне велого хлеба. — Чего там, на воле: возня какая-то, шум?.. Караульный, помявшись, сказал: — То и деется, что генерал-губернатор пожаловали... Со двора вкатилось в камеру: — Савоська, хрен мордатый, долго тебя ждать?! Караульный подхватил винтовку, выбежал за дверь. Киш взял обеими руками кружку, отпил, поставил ее на пол, заду мался. Потом поднялся на ноги, подошел к двери, толкнул плечом... Ж е лезная дверь нехотя, со скрипом подалась. Христя от неожиданности обомлел, когда же очнулся, сказал: — Слышь-ка, не заперто. Филимон не услышал. Тогда Киш осторожно, на цыпочках, прибли зился к нему,встряхнул за плечи: — Не заперто, толкую. Видать, караульный запамятовал... Может, выберемся? Все, поди, удрали, встречать генерала... Подымайсь! Христя прошмыгнул в дверь, очутился в просторной комнате. В углу стоял глянцевито черный стол, на потрескавшейся стене висел большой, во весь рост, портрет какого-то важного сановника, тот сердито смотрел вниз и словно бы хотел сказать: «Гляди у меня!..» Киш поежился: «Будет злиться-то! Иль мы от доброго житья дали деру с прииску?..» Лохов, выходя из камеры, зацепился полою рубахи за гвоздь, торча щий с наружной стороны двери. Христя едва сдержался, чтобы не выру гаться. Медленно, смотря напряженно перед собою, прошли по двору по- 12
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2